Венеция. Иди и смотри!
0Вот, свершилось! Долгожданный переворот сознания. И не только зрительского. Такое не часто бывает, даже когда речь идет о крупных фестивалях, где, как правило, собирают работы лучших современных мастеров. В Венецию стоило ехать уже ради «События» (Sobytie, 2015) Лозницы. Эта пугающе гениальная (!!!!) черно-белая документальная история про три дня безвластия в тогда еще Ленинграде в конце августа 1991 года – самое актуальное высказывание про современность. Нашу с вами современность! «Событие» могло бы составить дилогию вместе с «Майданом» (предыдущим фильмом Лозницы, показанным на прошлых Каннах). Все как под копирку почти. Словно революциями занимается одно креативное агентство. Почти те же лозунги («солдаты, не стреляйте в свой народ», «русский народ – не дай себя обмануть»), надежды («когда мы избавимся от этой коммунистической заразы, мы станем свободными, и нам не нужно будет воевать») и растерянность («а Горбачев вообще жив?») от того, что власть, неожиданно сама упала в руки восставших. Тот же коллективный (гениальный!!!!!) портрет, но лица – другие, каких больше нет; те же политики со сцены подбадривают митингующих, уличные поэты декламируют революционные стихи, а люди муравьями строят баррикады из всего, что попадается под руку. Весь фильм пронизан тем типом напряжения, какое обычно бывает в образцовых фильмах-катастрофах, где главное по-хичкоковски выведено за рамки кадра, и воображение само начинает дорисовывать, что режиссер только подразумевает. И музыка Чайковского только повышает градус этого саспенса. В «Событии» все круто, но особые ощущения вызывают несколько эпизодов. В одном из них в свите Собчака Волан-де-мортом появляется молодой Путин. Он тогда был на стороне победивших, на стороне революционеров. В другом – какой-то юноша снимает с крыши ленинградского горсовета советский флаг, бережно его складывая и унося, словно до лучших времен. Тех самых, про которые пророчески, за кадром, говорит в фильме из эфира Радио «Свобода» писатель Анатолий Стреляный, предостерегая, что русский народ однажды бросится собирать назад земли.
Как там было у Гребенщикова? «Когда-то у нас был метод, но ты должен помнить, чем все это кончалось. Так что все под контролем. Вы можете быть спокойны».
Посмотрев фильм Лозницы, начинаешь думать о какой-то цикличности истории. О том, что колесо за одно поколение проворачивается ровно на четверть (века), а потому сын идеалов отца, увы, не отрицает (ибо отрицание идеалов – это как раз не самое страшное), он, находясь к ним перпендикулярно, ими пренебрегает и неглижирует, отчего никакой преемственности между отцами и детьми нет, и быть не может – за полным отсутствием точек соприкосновения. В октябре, дай Бог, «Событие» доберется до Киева, где сам показ просится быть организованным где-то под открытым небом, на большой площади. Чтобы понагляднее. Лозница, конечно, никакой не документалист. Он поэт, чьи актуальные рифмы, может, еще не до конца понятны всем (я помню, сколько вопросов и упреков вызвало «Счастье мое», а вслед за ним и «Майдан»). Это как стихи Ильи Кормильцева в эпоху Перестройки. Многие тогда цитировали строки из «Скованных одной цепью», но большинство предпочитало им простоту цоевского гимна «Перемен». Что за ними – за этими переменами, как видно из фильма Лозницы, тогда мало кто понимал. То была эйфория революции!
читайте также
Венецианский Майдан и демоны Джонни Деппа
Венеция традиционно делит с Торонто будущие «оскаровские» номера. Тут вот показали «Девушку из Дании» (The Danish girl, 2015) англичанина Тома Хупера, автора оскароносного «Король говорит» и «Отверженных». Именно «Девушка», как ожидается, уже в начале будущего года, возможно, возглавит гонку номинантов Американской киноакадемии. Хупер подверг экранизации бестселлер Дэвида Эберсхоффа про мужа известной датской художницы Греты Вегенер, который так увлекся позированием собственной жене, что вскоре превратился в барышню по имени Лили. В историю он вошел как один из первых мужчин, сделавших операцию по смене пола – в 1930 году в Германии. Эйнара и постепенно зарождающуюся в нем Лили играет уже обласканный одним «Оскаром» англичанин Эдди Редмейн, у которого уже горят глаза в ожидании еще одной статуэтки. Только теперь не понятно, в какой именно номинации – мужской или женской?
«Девушка», как и «Король говорит» того же Хупера, сделана на слезливый сюжет про изгоя в пуританском обществе. Доступная, но не без пижонства режиссура – с глубокомысленным кадрированием и эксцентрическим использованием широкоугольных объективов (что, очевидно, должно резонировать с психологическими метаниями Лили). При этом «Девушка», конечно, - беззубое, карамельное, самодовольное и в конечном итоге вчерашнее кино. До нелепого верное формуле, согласно которой все кончается «Оскаром». Понятно, что вкус – понятие относительное, и у каждого свои тайные удовольствия. Но от того, что «Девушку» сейчас все бросятся называть выдающейся картиной, всем такф понравится, что барышни, утирая слезы, еще понесут букеты Редмену. Фильм возможно, даже увидят дети, хотя от этой мысли, по правде говоря, несколько не по себе.
Дневные впечатления от увиденного вечером этого трудного дня отполировал реставрированной версией «Амаркорда» (Amarcord, 1973) Феллини, который тут дают в программе вечнозеленой классики. Комедийный, лишенный четко выраженного сюжета рассказ об истории Европы 1920–1930-х, показанной сквозь призму детских впечатлений самого Феллини и Тонино Гуэрры. Признаваться в любви к «Амаркорду», который всякому зрителю в определенный момент кажется его собственными воспоминаниями, как-то неловко. Как неудобно признаваться в любви к самому детству или к ностальгии по нему. «Амаркорд», в котором фирменный авторский стиль Феллини был доведен до совершенства, демонстрирует невиданные отношения между режиссером, героем и зрителем. Отношения, которые, кажется, в последний раз в начале 1970-х появятся на экране, чтобы вскоре исчезнуть на совсем, вместе с невинностью, которое кино в конце концов потеряет.
Поэтический и политически заостренный, освященный американским «Оскаром», «Амаркорд» выливается на экран целым миром, как гигантский белоснежный лайнер перед горсткой провинциальных мечтателей; миром памяти двоих не то волшебников, не то фокусников. Один здесь – то, что написано на бумаге. Второй – это то, что «написано» на полотне экрана.
Фото - nnm.me
68659
0
