Танго, стеб и классика на голодный желудок
Вот дернул же меня черт пойти на испанское «Танго освобождения» — кино в общем неплохое; очень девичье и трогательное до такой степени, что оба прилагательных по идее должны уже стать бранными. Хотя нельзя сказать, что я не получил удовольствия. История про похожего на Герасима тюремного надсмотрщика, влюбляющегося в партнершу из школы танцев, куда он пришел, гонимый одиночеством. У партнерши сразу двое мужей и оба сидят за вооруженное ограбление в той же тюрьме, где служит Герасим. Один из мужей – Серхио Лопес, вспыльчивый и ревнивый, ломает в порыве ревности надзирателю нос, узнав про то, что он танцует с его женой в паре. Зеки в тюрьме открывают алтернативную школу танцев, а в финале бегут, потому что танго – согласно генеральной идее - это и есть освобождение.
Подлинное освобождение со мной случилось через несколько часов, когда я попал на специальный показ отреставрированной версии «Врат райя» (1980) американского ветерана и серийного растратчика Майкла Чимино, которому вручали награду за вклад.
Что нужно знать про «Врата…». Это скандально известная драма, снятая на закате последней великой эпохи кино и пустившая под откос не только карьеру автора, но едва ли не всю американскую студийную систему в целом: по легенде United Artists, потерпев на фильме с беспрецедентным по тем временам 44-миллионным бюджетом колоссальные убытки, почти прекратила самостоятельное существование. Про Чимино часто вспоминают, что он тогда на студийные же деньги нанял специальную охрану и построил настоящий форт, чтобы оградится от назойливых продюсеров.
«Врата…» - замешанная на реальных событиях история вооруженного конфликта, случившегося в Вайоминге в 1890 году между наемниками богатых землевладельцев и нищими фермерами, пытающимися построить новую жизнь на американской границе. На экране - еще молодые Крис Кристоферсон и Джон Херт с хипстерской челкой, юная и голая Изабель Юппер и сносно тараторящий по-русски Джеф Бриджес. Кадры в Вайоминге широкие, распахнутые навстречу небу, в реставрированной версии ставшему еще более голубым; герои бегут по земле, несутся в двуколке, прыгают, кувыркаются голые.
Фильм Чимино - целинный, домашний, полный того всепонимающего молчания, которое может царить вечерами только в семье, каким был его увенчанный кучей «Оскаров» «Охотник на оленей». Чимино чувствует безоглядно, как чувствует провинциал. Лучшее прилагательное, каким можно описать «Врата…» - ласковый. Несмотря на сцены кровавых, очень жестоких драк и поножовщины, выпотрошенных коровьих внутренностей. Это жизнь родной деревни, над которой звучит сыгранная на какой-то ковбойский манер мелодия «Ой, чорна я сі, чорна, чорнява, як циганка, Чом сі полюбила, чом сі полюбила чорнявого Іванка?..». И тут тебя охватывает такая национальная гордость, какая, может, случалась с тобой лишь единожды в новейшей истории Украины – в день, когда все вдруг выперли на Майдан.
Заключительным номером вчерашней фестивальной программы стала желчная, мизантропическая комедия религиозной экзальтированности австрийца Ульриха Зайделя «Рай. Вера». Это вторая часть (первую, про «Любовь», показывали в этом году в Каннах) задуманной им трилогии о массовых психозах современного общества. Тут не столько про веру, понятное дело, сколько про подмену этого понятия. Главная героиня, по задумке автора – сестра тетки из первого фильма, женщина к пятидесяти. Взяв отпуск, она оправляется в короткие религиозные трипы по окрестностям Вены и, стучась в незнакомые двери, насаждает христианскую мораль с дотошностью неофита. Последним и главным аргументом в ее «атаках» является пластиковая статуя Девы Марии, которую она таскает за собой в заплечном мешке. Возвращаясь домой, она сначала хлещет себя плетью перед распятием, чтобы отчиститься от скверны враждебного и порочного мира, а потом усаживается за пианино и начинает дурным голосом петь песни из репертуара религиозного канала CNL – «Про Христа, всеобщую любовь и братство…». Потом в сюжет врывается шипящий кот, которого героиня держит взаперти в гараже и прикованный к инвалидной коляске, неведомо где бывший целых два года, муж-мусульманин. Когда их противостояние с христианской женой доходит до крайней точки, он гаденько начинает сбивать со стен в квартире распятия. На этой сцене зал стал аплодировать едва ли не стоя.
В общем, Зайдль снова снял про фетиши современного общества. Его невыдуманные герои традиционно нелепы, трогательны, смешны, извращенны и порой страшны в своем всепоглощающем чувстве. Впечатления еще больше усиливает метод прямого протокольного наблюдения, где верный себе Зайдль снова с явным удовольствием разыгрывает едкую симфонию дряблых женских и мужских тел. Ее кульминация – сцена в парке, где уставшая проповедница натыкается на группу свингеров и долго не может оторвать глаз от дикого секса, показанного Зайделем, естественно, с порнографической точностью. «Злой он дядечка», - прошептала от восторга сидевшая рядом коллега. Зайдль любит радикальные ходы, умеет эпатировать, но в итоге его фильмы «про уродов и людей» оказываются не лишены гуманизма и даже теплоты. И финал не всегда пессимистический. Здесь - так вообще хэппи-энд.