Берлинале. Сентиментальный кулак.
063-й Берлинале вчера открылся традиционно патетическими речами о нелегкой судьбе плененного на родине иранского режиссера Джафара Панахи, после которых измученной публике дали полную меланхолии эпическую драму Вонга Кар Вая. На титрах сидевшая рядом барышня даже пригнулась, как во время обстрела, произнеся в недоумении: «А Кар Вай ли это?». Зато ликовали земляки режиссера. Все звучавшие в зале овации – исключительно их рук дело.
Признанный после пышной китайской премьеры народным кино, «Великий мастер», несмотря на невероятное количество снятых в рапиде боевых сцен, лишь формально можно считать биографией легендарного наставника Брюса Ли, мастера одной из двух китайских школ боевых искусств - Винь Чунь. Кар Вай, который перебрался в плоскость доступного в своих месседжах мейнстримового кино, снова рассказывает про хрупкость нереализованного чувства, хотя произносит слово «амбиции». Разделены две культовые школы – Северная и Южная, разделена великая страна, а с ней и судьбы двоих людей. «Жизнь — это шахматная игра» твердит Ип Мэн устами любимого карваевского актера Тони Льюна Чу-Вая, где каждый ход навсегда остается на доске, а игроки стареют и умирают, не всегда понимая, что именно они, а не шахматные фигурки были пешками в чужой игре.
«Великий мастер» это такое ненужное повторение «Любовного настроения» помноженного на «Матрицу»: через восточный экшн, который режиссер репетировал в «Прахе времен», здесь проглядывает история любви. Ип Мэна - великого мастера, представляющего школу боевых искусств Южного Китая, влечет к дочери наставника Северной школы Гон Юаня – Гон Эр (Джан Цзыи). Проходят десятилетия, японская оккупация сменяется гражданской войной, а гражданская вона – разделом Китая. Дочь наследует дело умершего отца, но ни она, ни ее возлюбленный так и не дают волю загнанному куда-то на периферию чувству, рожденному еще в молодости, в довоенном Китае эпохи великих мастеров.
В «Великом мастере» очевидным становится и то, что Кар Вай так и не нашел достойной замены Кристоферу Дойлу, и каждого нового оператора заставляет притворяться Дойлом. В данном случае – француза Филлипа Лё Сара, на счету которого, среди прочего, солнечно-виноградный «Хороший год» Ридли Скотта. В «Великом Мастере» под заунывно сентиментальную музыку льется много воды, проносятся проезда (намекая на годы), тают в расфокусе фонари и в рапиде склоняются головы. Но почему-то все это больше не работает, и фильм, напоминающий краткий путеводитель по творчеству главного режиссера 1990-х выглядит искусственным, приторным и неубедительным. Может быть, дело действительно в Дойле? Или во времени, беспощадном ко многим великим мастерам той эпохи, которые теперь выглядят как золушкин скарб после полуночи – тыквами да крысами. А может быть и в нас самих, нашем восприятии автора? Может статься, что Кар Вай всегда звучал именно так - наивно, претенциозно, плоско, а вовсе не так чудесно, как нам когда-то казалось. Он остался прежним, а зритель вырос.
В фестивальной прессе, кроме рецензии на «Великого мастера», пишут про задающих тона на берлинском кинорынке американцев, плохое самочувствие Изабеллы Росселлини, которая прилетела получить своего почётного медведя за карьеру, но отменила все интервью, а еще про выходку Джорджа Клуни. Последний не имеет ровно никакого отношения ни к одному из заявленных на нынешнем Берлинале фильмов. В ресторане «Гриль рояль», который меньше года назад открылся в Берлине и мгновенно снискал статус модного заведения, американский артист заплатил за ужин сидевшего за соседним столиком неизвестного немца. Такая вот компенсация за излишне шумное поведение, как его оценил сам Клуни, ужинавший в тот вечер со свои друзьями. Немец, несмотря на близость столиков, американскую звезду не признал и был ошарашен, услышав объяснения официанта. Клуни, кстати, в Берлине не просто так. На здешней студии в Бабельсберге он снимает свою новую ретродраму Monuments Men – про то, как группа реставраторов под музыку Александра Деспла в послевоенной Германии буквально из пыли восстанавливает разрушенные нацистами скульптуры. Руки и лица у реставраторов исключительно звездные. Кроме самого автора и друга его Мэтта Деймона, это еще руки и лица Дэниэла Крэйга, Кейт Бланшет, Джона Гудмена, Билла Мюррея и Жана Дюжардена.
21600
3
