"Рим" победил в Венеции

11:50 09.09.2013 0

Хотелось бы, конечно, принять картинную позу, поправить на себе бабочку и всем популярно объяснить итог юбилейного Венецианского фестиваля – этого авторитетного и старейшего киносмотра мира. Но не выйдет. Повторные и многократные попытки проанализировать работу всякого жюри крупного мирового кинофестиваля оставляют больше вопросов, чем ответов.

Сегодня, конечно, выйдет много материалов на эту тему, написанных мастерами своего дела, где хирургически точно будут изложены причины такого решения жюри и поставлен диагноз самой Мостре. Мне же не особо хочется препарировать этот механизм, в котором объективность всегда уступала человеческому фактору. А просто расслабиться и досуже порассуждать, сопоставив некоторые факты.

Ну, в самом деле, это ведь не в первый раз большое жюри во главе с опытным режиссером принимает столь радикальное решение отдать главную награду фестиваля документальному фильму. Ну, вспомните скандальный памфлет Майкла Мура, отхвативший каннскую Золотую пальмовую ветвь! То решение Квентина Тарантино выглядит еще более радикальным, чем нынешний вердикт Бертолуччи отдать Золотого льва итальянскому документальному опусу  «Sacro GRA» Джанфранко Рози, претендующему стать новой фреской Вечного города, когда-то блестяще запечатленного сначала «Сладкой жизнью» Феллини, а потом его же «Римом». Выпускник нью-йоркской киношколы Рози, чьи прежние работы уже получали награды и американского Санденса и венецианской программы «Горизонты», рассказывает историю, условно говоря, римской кольцевой дороги (ее аббревиатура вынесена в название фильма), проходящей через судьбы людей разных социальных статусов, национальностей и вероисповеданий. Это портреты – часто гротескные – всех тех, кто населяет современный Рим. В том числе и наших соотечественников.

Победа этого фильма в главном забеге выглядит таким итальянским междусобойчиком на этом роскошном юбилее их главного фестиваля. Второй по значимости приз Мостры, Гран-при жюри, достался тайванской драме «Бродячие псы» Цай Минляна, провозглашенной едва ли не лучшим фильмом нынешнего фестиваля. Сюжет – пунктиром набросанная история нищего тайванца, который живет с двумя маленькими детьми в лачугах, а на хлеб зарабатывает стоянием на перекрестках с огромным рекламным плакатом. Сверхдлинные планы переводят это кино в плоскость медитативной абстракции. И так называемое «чистое искусство» выглядит каким-то экспериментом ради эксперимента. Ну, да время все расставит по местам. Как уже не раз расставляло, мудро указывая на то, что мы все время хвалим первых, не ведая, что хвалим лишь вторых.

В 1983-м, кода Бернардо Бертолуччи впервые председательствовал в жюри Венецианского кинофестиваля (случай беспрецедентный, когда один и тот же человек дважды возглавляет жюри!), «Золотой лев» достался фильму, чей блеск со временем заметно угас. «Имя Кармен»  Жан-Люка Годара о том, как молодая налетчица во время ограбления банка влюблялась в одного из охранников, тоже построен на эксперименте: Годар пускается в самоцитирование и строит повествование на ряде повторяющихся образов (шум моря; струнный квартет, репетирующий Бетховена; поезда, мчащиеся вроде бы навстречу, а на самом деле прочь друг от друга). В тот год чествовали среди прочего мужской актерский ансамбль  «Нераскрытых парашютов» Роберта Олтмена; Микеланджело Антониони, за его выдающуюся карьеру. Второстепенными призами были отмечены «Фанни и Александр» Бергмана и «Зелиг» Вуди Аллена. Все другие победители той Венеции благополучно почили. Выбор жюри и времени совпали лишь отчасти. Как теперь никто не вспомнит игру Дарлинг Лежитимю из «Аллеи черных лачуг» (кубок Вольпи за лучшую женскую роль), так уже через месяц мало кто вспомнит  лауреатку Кубка Вольпи 2013 года Елену Котта, сыгравшую роль старухи албанки, которая скорее умрет, чем уступит дорогу встречной машине, в итальянском фильме «Улица Кастеллана Бандьера». Да и провозглашенного «лучшим актером» грека Фемиса Пану, терроризировавшего собственную семью в ходульной, провинциально минималистской греческой драме «Госпожа Насилие».  

Люди, спустя годы, снова будут взахлеб делится впечатлениями от просмотра таких фильмов, как «Мой друг Иван Лапшин» (1983), где фирменный германовский гиперреализм, прозванный когда-то злопыхателями «взбесившейся фактурой», лишь подчеркивает человечность драмы обреченности советских идеалистов 1930-х годов. Так моя старая знакомая, носитель весьма радикальных вкусов, взахлеб твердила мне, что лучший фильм нынешней юбилейной Мостры, по ее убеждению, не Цай Минлян и не удостоенная специального приза жюри, разозлившая многих немецкая «Жена полицейского», а показанный вместе с «Лапшиным» в «классической программе», винтажный «Колдун» (1977) Уильяма Фридкина.     

В 1983-м жюри во главе с находившимся в зените славы Бертолуччи прошло мимо и по-настоящему выдающегося носатого коротышки Леонарда Зелига:  уэллсовских достоинств истории «человека-хамелеона», который каждый раз обращался в того, с кем общается – чернокожего, если встречался с афроамериканцем, или  нациста, когда судьба сводила с Гитлером. «Зелиг» и сегодня поражает своей псевдодокументальной стилистикой. Не прибегая к помощи компьютера, снимая старой камерой и откровенно «портя» (!) негатив, Аллен и его оператор Гордон Уиллис блестяще стилизовали черно-белый документальный фильм 1930-1950-х годов; и мимо бергмановской семейной саги «Фанни и Александр», с ее маленькими радостями, большими бедами, соединившего все коронные темы великого шведа – темы отца и родительства, стыда и протестантизма, театра и вампиризма человеческих отношений, а также посетившей его только дважды (в молодости и старости) темы плотской радости жизни. Тот великий фильм увез из Венеции в 1983-м лишь скромный приз ФИПРЕССИ, которым в этом году одарили посредственную и позерскую канадскую драму Ксавье Долана «Том на ферме», доведшую акт авторского самолюбования на экране до какого-то патологического совершенства.  



Единственное решение жюри, которое, я уверен, пройдет проверку временем - это награда за блестящий сценарий полюбившейся одновременно и публике и критикам «Филомене» Стивена Фрирза. И да простится господам судьям их невнимание к игре Джуди Денч, которая, я уверен, доберет свое во время предстоящей оскаровской церемонии.

Удивительно, что при всем моем непонимании решения жюри, послевкусие от юбилейного фестиваля остается приятым. Может потому, что в фильмах, на нем представленных, пусть даже мейнстримовых, помимо лихой дани формализму было так много невиданной страсти и нежности; так много терпкого классического привкуса, проверенных временем шедевров. Тут вспоминается последняя сцена из годаровского «Имени Кармен», в которой молодые любовники встречают под Тома Уэйтса рассвет в дорогом отеле. Он все тщится стащить с нее красные трусики, а она все повторяет: «Завтра, завтра». И не реагирует на безбожно оторванное от жизни его возражение: «Завтра уже сегодня». Но это сегодня, по сути, построено вчера.