КАННЫ. Украинский след. «Племя» Майдана
2Все! Слабошпицкий - победил! Главный трофей каннской «недели критики» вместе с еще двумя второстепенными наградами этой программы едет в Украину! И это прорыв для всех. Для Слабошпицкого - потому что он, наконец, вырвался из своего короткометражного гетто, где довольно хорошо, вроде, себя чувствовал (награды в Берлине и Локарно); для украинского кино, которое вырвалось из другого гетто – своей проклятой поэтической традиции, не дававшей двигаться вперед; для Украины, во второй раз, по большому счету, доказавшей свою кино-состоятельность в Канне.
В «Племени» Слабошпицкий обрел какое-то новое дыхание, авторскую зрелось, если угодно. Он ловко сдирает кожу с мифа о глухонемых как о сообществе тихих и кротких людей. Интернат, в котором происходит действие, живет по лесным законам. Эта страна глухих существует как некий разветвленный преступный синдикат, со своим штатом вышибал, сутенеров, торговцев и смотрящих. Здесь ни к кому нет сочувствия, ни у кого нет человечности. Нет чувств и нет шансов на чувства. Даже у того, которое вспыхивает между двумя главными героями. Жестокая механика. Смотришь фильм Слабошпицкого и вспоминаешь главное назначение кино, когда-то сформулированное не то Гриффитом, не то Кубриком: кино должно находить небанальное в банальном. «Племя» такое «небанальное в банальном» нашло и показало. К моменту, когда эти строки будут опубликованы, фильм Слабошпицкого, скорее всего, будет уже обладателем каннской «Золотой камеры» за дебют. Ждать, во всяком случае, осталось не долго.
Мишель Хазанавичус, оказывается, на «Артисте» (The Artist, 2011) только руку набивал. А сам вынашивал идею серьезной драмы о второй чеченской войне. Но только никак не мог понять, как подступиться к этой непростой теме. Потом какой-то добрый самаритянин подсунул Хазанавичусу черно-белый «Поиск» (The Search, 1948) Фрэда Циннемана, и решение было найдено. Вместо безымянного немецкого городка – Гудермес, вместо американского сержанта Монтгомери Клифта - кареглазая Беренис Бежо. История с потерявшимся среди кошмарной войны мальчиком, которого случайно подбирает работница иностранной миссии, здесь только повод высказаться о кошмаре чеченской войны.
Высказывание запоздалое и однобокое: Хазанавичус практически не показывает чеченских солдат, зато разворачивает панораму оскотинивания простого пермского парня, которого забривают в солдаты за невинный косяк и проводят через все круги ада, пока он не становится похожим на своих зверей-командиров и съехавших с катушек сослуживцев. Беренис Бежо никак не расстанется со своей хористкой из «Артиста», кормит чеченского мальчика чебуреками, учит французскому и заставляет танцевать под You Should Be Dancing Bee Gees. Параллельно в этой истории начинают отсвечивать дополнительные метафоры, которые автор явно не вкладывал, но которые, видимо, вовремя подметили сотрудники программного отдела Каннского фестиваля. Чечня в фильме Хазанавичуса - исключительно украинскому глазу после известных событий - выглядит одновременно всеми Лугансками, Краматорсками, Славянсками и Крымом.
Эффект тем более усугубляется, когда через сорок минут после завершения «Поиска» оказываешься на каннской премьере «Майдана» Сергея Лозницы.
На глазах становящийся часть каннской номенклатуры, Лозница здесь возвращается к тому, с чего начиналась его карьера в кино. «Майдан» - пример исчезающего в Украине и вообще вида pure documentary. Без спекуляций с закадровым текстом, слезливой музыки и шокирующих кадров с пулевыми ранениями, кровью и горящими БТРами, Лозница с философским спокойствием наблюдает за происходящим, вслушивается в звуки Майдана, всматривается в его лица. На экране – эволюция, медленное превращение мирного протеста в жестокое противостояние, в котором просматривается рождение нации. Люди в кадре – больше не население одной восточно-европейской страны. Они – граждане. Трагедия Майдана и его цена у Лозницы показаны не через кадры погибшей Небесной сотни, но через тысячи свечей, чье пламя бьется под щемящие строки реквиема «Пливе кача по тисині…». И в этом вся боль «Майдана».
6171
1
