Канны: большая политика красных дорожек. Черные активисты и женщины-борцы как главные претенденты на золото. Спайк Ли, сын Дензела Вашингтона, ливанские дети и все, все, все
Сегодняшний политический контекст, разумеется, непременно скажется на раздаче каннских наград. Это уже очевидно. Об этом с грустью говорят в очередях на показы и окрестных кафе. Не могут женщины, устроившие феминистский митинг у подножья дворца Люмьеров, не дать призы конкурсным фильмам, поставленным режиссерами-женщинами. Иначе грош цена всей их риторике про единственную «Золотую пальмовую ветвь» Джейн Кэмпион за всю историю Каннского фестиваля и попранные права женщин в киноиндустрии.
Словом, Бланшетт и компания загнали себя в какой-то глухой угол. И выхода нет. Не дать – нельзя. А дать – значит, поставить политическую конъюнктуру выше художественного качества. А с этим проблемы и у «Женщин солнца» Евы Хассон (на которых кивают как на главного претендента на каннское золото) и у драмы «Капернаум» Надин Лабаки, где семьдесят пять процентов экранного времени плачут ливанские дети, обитающие на нижнем днище нижнего социального ада. Все это сдобрено намеренно эмоциональной музыкальной темой на случай, если какое-то холодное сердце откажется инвестировать и свою влагу в эту жалостливую историю.
Вообще, кажется, все так называемое «политическое кино» нынешних Канны как-то излишне, по-коровьи прямолинейно. Словно авторы разучились разговаривать языком образов и метафор, а рубят просто в лоб. Такая же история с «Черным клановцем» Спайка Ли, который после почти четвертьвекового отсутствия в Каннах вернулся на Ривьеру с черной (во всех смыслах) комедией, два часа которой, кажется, снимались исключительно ради финальных десяти минут, в которых к игровому телу фильма приклеены кадры любительской хроники прошлогодних августовских противостояний в Шарлоттсвилле и почти куклуксклановские комментарии Дональда Трампа.
Ли, которого долгое время считали главным «черным» автором американского независимого кино, вдруг растерял способность внятно говорить на волнующие его расовые темы, как это делает, скажем, Кэтрин Бигелоу в великом «Детройте». Это не говоря о фильме «Прочь» Джордана Пила. Последний, кстати говоря, выступил здесь продюсером. Видимо, потому эта ретро-история (действие происходит в 1970-х) о черном копе, внедренном в ряды Ку-клукс-клана города Голорадо Спрингс, хоть как-то держится. Хотя ее постоянно бросает из одного жанрового регистра (производственной драмы вроде «Серпико») в другой (почти коэновской черной комедии про дурака, который есть соль земли). Доверенный сыну Дензела Вашингтона (Джону Дэвиду Вашингтону), чернокожий детектив Рон Сталворт убеждает принять его в ряды Ку-клукс-клана по телефону, отрядив на официальное и тайное посвящение белого коллегу-еврея Флипа Циммермана (Адам Драйвер). И тут начинается очень дикая, черно-белая в своей морали история про неистлевающий расистский ген американского белого отребья, с рассказами о линчевании, которые ведет с экрана знаменитый и очень старый певец Гарри Белафонте, и кадрами из легендарного фильма Дэвида Уорка Гриффита «Рождение нации» - скандального известного, сепаратистского по сути своей манифеста, спровоцировавшего в Америке начала прошлого века целую серию столкновений. Гриффит потом покаялся публично и снял в оправдание свой другой шедевр – «Нетерпимость».
Спайк Ли по-стариковски ворчит, как бабушки у подъезда. Но политическая взвинченность многих американцев здесь заставляет предполагать, что и это картина без каннского трофея не останется. Французы, меж тем, клянутся на имени Кирилла Серебренникова: местная пресса почти поголовно отдает самые высокие оценки фильму «Лето». Впрочем, остались сутки, чтобы узнать, кто станет лауреатом, а кому достанется просто зрительская любовь на десятилетия. Но прежде случится премьера самого многострадального фильма в истории кино – «Человек, который убил Дон Кихота» Терри Гиллиама. Ему отведено закрыть 71-й каннский фестиваль. Очевидно, провоцируя ажиотаж, его дают сегодня в очень небольшом для этого зале.