Режиссер Александр Войтинский: «Брежнева – не актриса. Но в ней есть то, чего мы не видим»

Еще в 2008-м Александра Войтинского называли композитором (написал музыку к сотне рекламных роликов и нескольким фильмам), рекламистом, продюсером группы «Звери» - в общем, кем только ни называли, но уж точно не кинорежиссером. Тем удивительнее, что уже в 2009-м он стал режиссером «Черной молнии» - фильма знакового и в каком-то смысле переломного.

Пообщавшись с Александром, я поняла, почему Тимур Бекмамбетов, продюсировавший «Молнию», поверил в него. Ну а говорили мы о «Джунглях» - новом фильме Войтинского, на примере которого я пыталась разобраться, что такое коммерческое кино, как оно работает, для кого делается и каким образом в итоге находит свою аудиторию.

- Александр, я так понимаю, что сама идея «Джунглей» также принадлежит вам?

- Года три назад я обсуждал ее со своим одноклассником Димой Юрковым (продюсер фильма «Адмиралъ», - Няня), еще с кем-то… Короче говоря, давно все это придумалось, но идея лежала в стороне. Потом пришло ее время, и стали приспосабливать сюжет к главным актерам – Вере Брежневой и Сергею Светлакову.

- То есть, сценарий писался специально под актеров?

- Нет, это была идея о путешествии мужа и жены, находящихся в разводе или в ссоре. Но потом мы понимали, что будем снимать Веру и Сережу, и это учитывали.

- Почему Вера? Понятно, что она – медийное лицо, способное привлечь людей в кинотеатры. Но она не профессиональная актриса и это сильно видно.

- Но ведь человек не может быть популярным за красивые глаза. В ней есть какое-то обаяние, внутренний стержень, который распознается людьми. Вы говорите, что это видно, а на самом деле, у каждого свой взгляд. И если все суммировать, создается очень обаятельный, достоверный образ. То есть, идет от обратного: раз она стала звездой, значит, аудитория в ней видит то, чего не видим мы. Вот на это мы и рассчитывали.

- В каком-то из интервью вы сказали, что кино должно воспитывать людей, каждый фильм должен рассказывать некую притчу. Какую притчу вы закладывали в «Джунгли»?

- Я считаю, что смысл искусства в том, чтобы воспитывать людей, давать примеры решения их насущных проблем. В этом – единственный смысл, больше никакого нет. Но формы этого урока могут быть только развлекательными: если увиденное не будет интересно, урок не сработает. Хотите пример? Канал «Культура»: это то, что правильно и здорово, но никому не нужно.

- Слишком высоколобое?

- Да. Этот урок, хотя и очень хороший, пролетает мимо людей. Поэтому, если на лекции нет тысячи людей (а в случае кино – миллионов), она не состоялась. Это первое. И второе: если увлекаешь человека эмоционально, то он выносит урок, даже не замечая этого. Спросишь его на выходе из кинотеатра: «Ну что, все понял?» -  а он ответит, - «Ну, здорово было, прикольно: я отдохнул, посмеялся, попереживал».

- Я, зная вашу позицию, сознательно смотрела фильм с этой точки зрения. И урока, честно говоря, не увидела: главная героиня – не совсем умная женщина, которая пилит мужа, а муж поддается и соглашается на все это. Так в чем же урок?

- А вы сейчас сказали все, что нужно: муж соглашается.

- То есть, когда тебя пилят, нужно соглашаться?

- Я бы хотел, чтобы этот пример был у зрителя перед глазами. Кто должен кому уступить? Кто должен быть прав? В этом нет ничего нового, никаких открытий: нужно лишь, чтобы в семьях воцарялась любовь, а не конфликты. Так пусть мужчина уступает женщине.

- Поговорим о производстве. Что из натурных съемок в Таиланде было самым сложным?

- Сложности были связаны не с самой локацией, а, скорее, с экшеном. Сергею, к примеру, висеть в петле: через минуту кровь приливает к голове, а там же еще очень жарко и высокая влажность… Очень некомфортное состояние, а тебя еще и болтают туда-сюда, переворачивают. Мы хотели сделать замену, но Сергей настоял, чтобы это было на самом деле. То же самое с пальмой: думали снять эпизод на земле, но он попросил, чтобы его на самом деле отправили на высоту 14 метров и закрепили – ему было интересно, игралось достовернее. Вообще, актеры не ожидали того, что им выпадет, ведь в их предыдущих фильмах не было таких физических нагрузок. В джунглях даже просто бегать тяжело: ты сделал один, второй, третий дубль, а в четвертом тоже нужно быстро бежать, как впервые в жизни. Но это вообще особенность приключенческого жанра, который незаслуженно нами забыт. И мы будем его возрождать.

- Я как раз подумала, что у «Джунглей» будет продолжение.

- Может быть. Мы хотим продолжения, но все зависит от аудитории. Я недавно встречался со зрителями и сказал им: «Друзья мои, вы даже не знаете, но вы – самая большая загадка на свете». Никто и никогда не знает, как отреагирует аудитория. И это большая проблема… Но логика в том, чтобы делать франшизу, есть – зрителю не надо заново представлять героев, он их уже знает. Московская часть с закладыванием харакретов персонажей заняла большую часть фильма, а теперь мы можем идти быстрее, показать больше приключений, и это будет интереснее зрителю.

- Вы показывали картину фокус-группам?

- Конечно.

- Звучали дельные замечания, позже внесенные в фильм?

- Очень много. Это же важный метод, который с трудом у нас внедряется. К сожалению, в России многие считают, что кино – область личного выражения. Это глубокое заблуждение – все равно, что сделать городской транспорт областью самовыражения, и автобусы будут ехать, куда им хочется, а не туда, куда нужно людям (улыбается). Поэтому нам очень важно, как реагирует аудитория – то есть, мы снимаем кино для зрителя, а не для себя, поэтому выносили на фокус-группы все спорные точки зрения, когда не могли найти компромисс.

- И как?

- Нас очень жестко корректировали. Причем в неожиданных местах.

- Например?

- В середине фильма было очень долгое противостояние: герои строили шалаш, Вера его украшала, а Сергей сжигал, чтобы привлечь внимание проходящей яхты. Они устраивали разборки, не понимали друг друга – эту аудитория не приняла, а нам было очень тяжело, потому что это же самая сердцевина конфликта! Мы провели четыре фокус-группы, и все потребовали, чтобы этого в фильме не было. И потом, мы же на показах ставили камеры и смотрели, как люди реагируют на фильм – это тоже многое объясняет. Хотя, фокус-группы тоже надо уметь делать, чтобы срез аудитории был точным. И учитывать, что психологически ситуация на фокус-группе иная: миссия, возложенная на человека,  немножко давит на него, поэтому он более сдержан. Тем не менее, какие-то явные вещи выяснились. К примеру, люди от души смеялись там, где мы вообще не ожидали. В общем, я рекомендую всем киношникам этим заниматься. Потому что контакт со зрителем – это большое дело.

- А вы можете в нескольких словах описать основную аудиторию фильма, потому что 6+ - это очень расплывчато.

- Вы знаете, мы сами в затруднении, потому что планировали фильм для стандартной киноаудитори – грубо говоря, от 15 до 25. Но она оказалась шире, потому что я, как режиссер, не смог полностью уйти из фильма.

- В смысле?

- Настоящее произведение – то, в котором не видно автора. Пример для меня – это Пушкин: он писал просто, ярко и внятно – так, как хотел бы выражаться любой человек. Это и есть настоящее искусство. Поэтому я стараюсь, чтобы в кино автора не было. Но он, к сожалению, остается. Это минус. Я – человек достаточно добрый, к сожалению.

- К сожалению?

- Да, потому что в кино нужно быть универсалом. А я не смог переступить какие-то внутренние вещи, и фильм получился очень добрым. Но в итоге оказался вполне пригоден не только для молодежи, но и для детей, и для старшего поколения.

- Разве это плохо?

- Не плохо. Но потом взрослые спрашивают: «Почему мы не видели рекламы?» А мы же рекламу специально разметили на канале ТНТ, чтобы для аудитории 15-25! Так что это большой вопрос: по теории надо концентрироваться на определенной аудитории, но она у нас шире. И она еще не знает, что она – тоже наша аудитория. Что делать?

- Ясно, что ничего не ясно... Что из показанного в фильме снималось в Киеве?

- Вся городская история: квартира героев – в павильоне FILM.UA, первая встреча – на ВДНХ, офис – в реальном киевском офисе. В кадре нет Москвы, хотя в Москве у всех возникает ощущение Москвы (разводит руками).

- И как вам работалось с украинской командой?

- Еще один мой одноклассник Сережа Трофимов собрал для нас команду, с которой здесь снимает рекламу. Это все знакомые люди, высокий уровень производственного сервиса, поэтому мы к ним обратились и с ними работали.

- А вы по старой памяти рекламой интересуетесь? Смотрите что-нибудь – тех же «Каннских львов»?

- Нет. Это прозвучит дико, но мне важно, для чего я живу и что я делаю. К примеру, когда началась перестройка, я попросил, чтобы меня исключили из комсомола – просто потому, что он перестал соответствовать своему уставу. Такая у меня была попытка демонстрировать свое неприятие перестройки. Правда, я не сжигал своего билета, как многие делали (улыбается)… Поэтому с рекламой большой вопрос, зачем она нужна? Классики рекламы (тот же Огилви) объяснили, что главное – это продать товар и просто рассказать о нем. А рекламисты повернули в область фестивалей – это полное заблуждение. Я перестал понимать, как это сочетается, и не стал встраиваться в процесс.

 

Потом были песни. Мы создали образ вот этого парня «районы-кварталы», все было замечательно, командная работа, мозговые штурмы – мне страшно нравилось. Но образ создали, а дальше что? Ведь популярная песня обслуживает брачное поведение человека – то же самое, что брачная песня у животных, у птиц: поется, чтобы привлекать внимание противоположного пола. Вы посмотрите: вспышка интереса к противоположному полу совпадает с появление интереса к музыке – в районе 13-15 лет. Поднимается до 20, с 20 до 30 держится – и то и другое, а потом идет на нет, потому что к 30-ти пары, как правило, сформированы, значит потребности в поиске партнера уже нет. И музыка становится не так актуальна.

В общем, я понял, что и в этом процессе вполне могу не участвовать – он будет идти без меня. Поэтому мы с Мишей Врубелем (продюсер «Джунглей», - Няня) перестали занимались проектом «Звери», решив, что надо заниматься какой-то осмысленной деятельностью.

- То есть, кино?

- Воспитание через развлечение – то, что постулировано у Диснея – нам показалось очень правильной областью деятельности. Не случайно эта компания сейчас выкупает всех: этот принцип побеждает во всем мире, потому что человечество имеет потребность в воспитании.

- И поэтому вы придумали «Черную молнию».

- Да. С этой идеей мы пришли к Тимуру Бекмамбетову, и он дал добро, потому что искал таких людей. Он встроил нас в эту систему. Сейчас мы существуем отдельно от Тимура (работаем с Сергеем Сельяновым), но решились назваться «Молния Пикчерс» - как дань своему первому проекту в рамках этого воспитательно-развлекательного подхода.

- Вы участвовали в создании проекта «Елки». В «Елках-3» будете участвовать?

- Нет. Но я рад, что формат, с которым я работал, развивается (те же «Мамы» - это продолжение «Елок», если разобраться). Придя в эту индустрию, мы с Мишей постоянно говорили: ребята, вы будете зарабатывать больше, если займетесь добрыми делами, а не злыми – не 90-ми. Я доказывал, а надо мной смеялись. Но «Черная молния» собрала $20 млн – гигантский бокс-офис, что особенно понятно сейчас, потому что мало кто поднимается до таких цифр. «Елки» подтвердили этот принцип, «Джунгли»... Вы, кстати, правильно заметили, что у нас меньше вот этого нравоучения, как, скажем, в «Черной молнии» - это проблема и внутренне я чувствую неудовлетворенность.

- Может, наоборот хорошо, что в фильме нет нарочитого менторства?

- Может быть. Здесь воспитание пойдет за счет общей атмосферы: в фильме никто не говорит друг другу грубых вещей, к аборигенам очень по-доброму относятся, но это не выпячивается. От фильма с Брежневой вполне можно было бы ожидать эротических сцен, но нам это не интересно. Мы, как старший брат для молодежи, который говорит: «Это не круто. Спасти кого-то, пошутить, оказаться добрым – вот это круто». Это и есть воспитание через развлечение. И именно на этом стоит Голливуд, хотя не все это замечают.

- А разве нельзя считать этот добрый посыл традицией советского кино?

- Безусловно. Я бы, на самом деле, и говорил о советском, но боюсь этим отпугивать – там было слишком нравоучительно, и от этого мы отошли. Но вот так называемый супергерой (обычный человек, наделенный сверхспособностями и использующий их для добра) – это чисто американский подход, который мы привнесли в наше кино. И то, что российские дети полюбили ту же «Черную молнию» - это победа. Я могу считать, что не зря прожил свою жизнь. Хотя внешне – это всего-навсего перенос чужой культуры на наш фундамент, не Бог весть, какая заслуга. Другое дело, что теперь нужно идти дальше, и нам будет очень трудно соревноваться с Голливудом. Но мы будем это делать. 

Надеюсь, я не слишком загрузила вас этой информацией. Букв получилось многовато, но слов из песни не выкинешь. Тем более, из интересной, и если не познавательной, то, как минимум, наталкивающей на размышления.

Фото Иванны Зубович