Андрей Джеджула: «Когда мы принесли в Минкульт готовый фильм, там очень удивились»

Пока кто-то только говорит о возрождении украинского кино, кто-то это украинское кино вовсю снимает. Вот, например, знаете ли вы, что 1 октября в украинском прокате стартует абсолютно украинская картина «Загублене  місто», снятая на абсолютно государственные деньги? Ну, теперь знаете. А знаете, что главную роль в ней сыграл Андрей Джеджула? Уже слышу ваш вопрос: «При чем тут шоумен Джеджула к большому кино?». Ну, вот он вам сейчас и ответит. А заодно расскажет еще много интересного.

– Андрей, расскажите честно: как вы вообще попали в этот проект?

– У меня есть два друга-киноактера – Валентин Касьян и Валерий Скавронский, которые очень много снимаются. Однажды они спросили меня: «Слушай, а чего ты не ходишь на кастинги? Давай мы тебя будем водить». С тех пор на кастинги мы ходим исключительно вместе. Либо же приходит кто-то один, но рассказывает о двух остальных, предъявляя их портфолио и актерские анкеты. Так было и с этим фильмом: парней позвали на кастинг, они привели меня, их не взяли, меня же взяли на главную роль. Так что они – мои крестные родители в большом кино.

Правда, и со мной все было не так уж просто. Вы же понимаете: кино и ТВ – два разных мира. Совместимых, как мне казалось до этого, и абсолютно несовместимых, как показала практика. Телевизионщики для киношников – не актеры, киноактеры для телевизионщиков – не телеведущие. Но я этого тогда не понимал и с широко раскрытыми глазами, имея за плечами штук пять небольших ролей в кино, радостно ступил на эту стезю.

Режиссеру, Виталию Потруху, я понравился по типажу. К тому же, он дал мне попробовать довольно сложную эмоционально сцену, с которой я справился. Но возник вопрос: а стабилен ли я? Или это у меня получилось случайно? Мы откровенно поговорили, и Виталий признался: «Скажу честно: все, от гримера и до второго помрежа, против тебя. Мол, это же шоумен, зачем тебе это надо.

И я не нашел ничего умнее, нежели сказать: «Виталий, это же ваш первый полный метр? До него вы снимали исключительно короткий. А для меня это первая главная роль. Поэтому, как вы будете рвать и метать, так и у меня  земля будет под ногами гореть. Вот возьмете вы какого-то российского актера – Дюжева или Безрукова. Будет фильм г… – скажут, что такой режиссер – актеры-то прекрасные. Получится фильм классный – о режиссере тоже не вспомнят. Скажут: «А-а, ну, это потому, что актеры хорошие». А я гарантирую, что возьму на себя ответственность. Для меня – это большой шаг в жизни».

В общем, убедил. Но я понимаю, почему взять в картину известного человека - проблема для большинства режиссеров: считается, что он станет гнуть свою линию, будет одноплановым и т.д.  Я же сразу сказал: «Я – пластилин, вы – лепите».

Понимаю, что пока не стану известен как актер, мне нужно будет еще долго и нудно работать в этом направлении.

– То есть, кино для вас – не одноразовая акция?

–  У меня в детстве было две мечты: стать дипломатом и актером. Дипломатом я уже был.

А все, что я уже сделал на телевидении и радио, было для того, чтобы потом использовать приобретенные навыки в кино. На ТВ я научился не бояться камеры, на радио – говорить, театр, работа на сцене дали мне понимание обратной связи с публикой. 

 – Получается, вы бы не отказались от любого предложения?

 – Что касается картины «Загублене місто», то отказываться было грех: идея очень неплохая. Что же до реализации, то тут многое зависит от работы команды. Но мы очень старались. Тем более, фильм снят на бюджетные деньги. Наша команда стала одной из пяти, которым выделили по 6 млн грн. В то время, при курсе 8, это было более $700 тыс. – колоссальная сумма. Правда, на съемочной площадке она не ощущалась…

Я-то уже немножко понимаю, что такое, к примеру, гримваген. А на киностудии им. Довженко, где мы снимали, их быть физически не могло – мы переодевались в пазике. Что уже говорить о каких-то мобильных туалетах... Зато люди на киностудии им. Довженко очень интересные. Многие чуть ли не Леонида Быкова одевали и гримировали. У них немножко свой взгляд на кино – где-то, может, устаревший. Но подход неимоверно располагающий.  

«А где тут туалет?» – «А давайте, Андрюша, пройдем… Вот тут, в школе, мы сейчас найдем… Договоримся...». Все так вежливо и хорошо, но… Ну, о чем говорить, если первым моим обедом на съемочной площадке был пирожок «а-ля привокзальный беляш». Причем абсолютно пустой, совершенно без начинки! Ни компот, ни вода в комплекте не шли. Потом мы взбунтовались, и какая-то еда у нас уже появилась.

В общем, работали мы, я считаю, на энтузиазме. На те деньги, которые официально до нас дошли – это же было еще во времена старого режима.

Но самое главное: в результате с готовой пленкой в Минкульт пришла только наша группа. У четырех других все осталось непонятно, на какой стадии. То ли денег им не хватило, то ли это изначально была какая-то система «отмывания»...

И когда мы принесли этот фильм, с «той стороны» очень удивились: «Какой фильм? Вы еще и фильм принесли?». То есть Минкульт и киностудия им. Довженко за свои деньги сняли фильм и не ждали, что его принесут. 

Фильм продвигает фактически инициативная группа: я, режиссер, еще пару человек. Все собрались и стали пробивать старые связи. Я раньше часто помогал одной компании с премьерами фильмов – просто по дружбе приходил им провести мероприятие. И вот к ним я обратился: «Может, поможете нам профессионально это запустить?» 

Но, мне кажется, все должно быть не так.  

Кстати, справедливости ради скажу, что видел на площадке хорошую технику. Это все, что у нас было хорошего – видимо, на нее все средства и пошли. 

– Теперь о творческом процессе. Вы говорили, вам казалось, это будет легко…

– А оказалось, это еще легче, чем я себе представлял. Не знал, что, например, в Голливуде снимают 4 минуты картины в сутки. Все, что выше, считается браком. Мы же в сутки снимали 1,5-2 минуты. У меня хорошая память, я многое могу делать на ходу. И мне вообще не приходилось дома читать и прорабатывать тексты. В кадре мне нужно было побыть одно предложение. Ну, два – потом менялся фильтр, объективы, переставлялся свет и т.д. И у меня между фразами было каждый раз минут по 40.

В течение их ко мне подходил режиссер: «Какая тут у тебя тут фраза? Скажешь ее вот так». Так что эта работа больше основана на ожидании. Вот техники, осветители, операторы действительно мучаются. А работа актера в смысле напряга здесь крайне невелика.

Только один раз у меня была сцена, в которой я долго не мог выдать нужную эмоцию. Может, мы шутили до этого слишком долго, не знаю. Фильм-то серьезный, и мой герой фактически ни разу не улыбнулся, что мне не свойственно.   

– Персонаж у вас такой интересный: мародер-мечтатель…

– Я бы его назвал иначе: романтик. Он вроде бы занимается плохими делами – он же мародер, нарушает закон. Но при этом у него есть свои принципы, он не может сделать чего-то, что приведет, например, к гибели человека. А мародер он потому, что всю жизнь мечтает построить самолет. И в закрытую зону ходит лишь для того, чтобы собирать запчасти. И ради этого каждый раз подвергает себя опасности – мародеров же расстреливают.

– Давайте коротко о сюжете?

– Есть некий город рядом с некой АЭС – прототипом у нас была Припять. Там мы, кстати, и снимали. Этот город стал частью эксперимента, который проводили на АЭС, эксперимент вышел из-под контроля, и весь город исчез. Его закрыли колючей проволокой – все равно спасатели оттуда не возвращаются. А мой герой изо дня в день ходит в эту аномальную зону.

И вот выходит из тюрьмы директор АЭС (Сергей Романюк), которого посадили за этот эксперимент. А девушка, которая потеряла в городе своих родных (Ирина Новак), хочет свести с ним счеты. Он убеждает ее, что все не так, как она себе представляет, что все можно исправить, но для этого нужно, чтобы кто-то завел их в эту закрытую зону. И они обращаются ко мне. Я сначала отказываюсь, потом они меня таки убеждают…

Кстати, в одном из эпизодов мы из этой закрытой зоны вдруг через какой-то тоннель выходим и видим людей. Они все с шариками, что-то празднуют...

Эту сцену мы специально снимали в День города Припять, когда все его жители реально ходили с шариками. А мы вышли прямо в эту в толпу. Оператор с руки снимал огромной камерой. Сами понимаете, какая у людей была реакция: они на нас смотрели, как на инопланетян. А это было именно то, чего хотел режиссер. Так что актеров массовки в толпе нет: все – реальные люди. 

– Где вообще снималась картина?

– Часть – на киностудии им. Довженко, часть в Припяти – мы там жили расквартированные. Еще снимали в настоящей тюрьме, на аэродроме для небольших самолетов возле Макарова, на заводе, где стоит авиасимулятор. А в самом Киеве есть, оказывается одна потрясающая локация – в самом центре возле Физкультурной, у реки Лыбидь – такой урбан! Вот там мы снимали эпизод нашего прорыва в зону.

Потом нас расквартировали возле Стебника – это 6 км от Трускавца. Там есть заброшенные шахты, в одной из них мы и снимали. Спускались на глубину 150 м, технику вносили на огромном лифте. Стремно было, конечно. Часто понимал, что лучше остановиться и не делать ни шагу. Внутри шахты что-то вечно капало… В общем, я зауважал шахтеров: вот так проводить по 5-6 часов под землей… А внутри-то все ржавое, к чему ни прикоснись, все течет, спичку не зажги... И температура стабильно 16-17 градусов – мы выходили наверх погреться.

Я, кстати, тогда договорился с Rixos, что проведу им корпоратив, чтобы пожить у них две недели. И каждый день на шведском столе собирал для команды ланч-боксы. В общем, к концу третьей недели съемок члены команды стали подходить к режиссеру и забирать свои негативные слова обо мне обратно (смеется).

– Вам не ставили условий типа «похудеть», «поправиться»?

 – Главное условие было: не меняться. Больше даже использовали какие-то моменты, которые у меня уже были. Серьгу в ухе разрешили, татуировку на руке одобрили.

А когда узнали, что она означает: «Желающего идти судьба идет, не желающего - влачит», то сделали эту фразу одним из лейтмотивов фильма. Она даже появилась в тизере. Из одежды на киностудии им. Довженко мне выдали только жилет. Мне просто объяснили, что нужно, я принес свою одежду, мне сказали: «Ок. Со студии берем только жилет».

Единственное, я всегда борюсь с головными уборами. Ненавижу их! Поэтому шапочку, которую мне хотели вначале дать, не надел. Хотя, если это очень нужно для роли, конечно, смирюсь.

– Были в картине какие-то сложные трюки?

– Был один момент, когда нужно было на стену вылазить. И я предложил сделать это сам. Тем более, каскадер меня на голову ниже – как это потом монтировать? Режиссер и оператор меня сразу поддержали. Женщины на площадке, тетечки-гримерши, тут же заволновались: «Зачем, Андрюшечка, не над это вам, куда вы лезете...». Но это-то как раз была простая сцена.  

А вот в Стебнике мы сняли один кадр для проходки в начале фильма: я иду по высокой штуке, напоминающей монорельсу. Виды в Стебнике просто неимоверные! И вот я заметил эту монорельсу на высоте 10-12 м. И предложил: «Хотите, сниму вам проходку?». Все сразу стали кричать: «Не надо!» – это было реально страшно. У меня там помещались только две ноги ровно, плюс  высота, боковой ветер... Я лишь попросил, чтобы никто не шумел и не издавал резких криков, быстро протоптался… Но одна проблема была – туда залезть, а другая – оттуда слезть и не упасть. У меня ведь даже страховки не было.

– Результатом остались довольны?

– А я его не видел: два года не решаюсь посмотреть. Все жду премьеры, хочу посмотреть вместе со всеми в кинотеатре. Ну, фрагментарно пару раз проматывал... Нет ничего хуже, чем оценивать самого себя. Любой творческий человек всегда чем-то будет недоволен. Я все время собой недоволен! К тому же, действительно волнуюсь: первая главная роль, первый «блин» – только бы не был комом…

– Вы ведь снимались не только в кино, но и в сериалах. 

– И могу оценить разницу. И именно поэтому утверждаю, что из всего, чем я когда-либо занимался в жизни, работа в кино – самая ненапряжная. По сравнению с работой на телеплощадке, например, где тебе в «ухо» кричат, а ты потеешь на жаре под софитами в костюме и не можешь с места сдвинуться, а в зале обязательно кто-то тупит – особенно, если это игровое шоу... И каждый раз надо что-то переснимать. На радио есть свое напряжение, много действия в театре, плюс огромные длинные роли… А в с сериалах все вообще снимается большим длинным кадром.

Снимался я, например, в сериале «Бомба». Играл главу ФБР, говорил, соответственно, по-английски. Язык я знаю хорошо, но ошибиться всегда можно. Ну, думаю, будет же, если что, дублик. Переснимем. А то у меня есть какие-то фразы и на испанском, и с партнером, которого вижу впервые, еще нужно взаимодействовать…

И вот вхожу я в кадр... Хлоп! – пролетает машина, сбивает мотороллера, мотороллер-каскадер на кране вылетает наверх, сбивает гидрант, из гидранта валит вода, окровавленный человек лежит в луже, мимо проходят человек 50 массовки в шляпках, проезжает еще три машины. И в этот момент я понимаю: если сейчас ошибусь…

Это же все придется переснимать, переодевать в сухое актера, который лежит в «луже в крови», каскадеру снова вылетать... Первой моей мыслью было: « ..., попал!...» Я весь побелел. Но из ситуации вышел. Хотя играл, как в последний раз!  К счастью, все получилось.

– Сейчас немножко отвлечемся от творчества. Создание вами собственного ресторана говорит о том, что без «маленького свечного заводика» шоу-деятелям все же никуда?

– Нет, мне просто было интересно. Мой «свечной заводик» – это ивент-компания, работа ведущим и туристическая фирма. Здесь же у меня такая попытка дореализоваться. У меня есть партнеры, сейчас у ресторана может круто поменяться концепция…

- Прибыль он хоть приносит?

– Ну… небольшую.

– Тяжело было вникать в ресторанное дело?

– Очень! Это вообще неблагодарная штука, меня в это больше никогда не затянешь! Столько моих знакомых начали и бросили. Это тяжело, тем более, если ты вовремя не «впрыгнул в поезд», как это сделали в свое время 10-15 человек в Киеве. Единственное, чего у меня не отнять – старание. Надеюсь, оно не будет тщетным.

– Андрей, признайтесь честно: что у вас с телевидением? Мне кажется, это какая-то невзаимная любовь.

– С телевидением у меня странная история. Попадаю в какой-то хороший проект – а потом не понимаю, что происходит. Злой рок, что ли. Может, причина – неправильно подобранный канал, время или само шоу… Не знаю. Потому что я, в принципе, в любой развлекательной программе чувствую себя как рыба в воде. И режиссерам со мной комфортно.

Последним моим проектом на ТВ был «Хто вартий бiльшого» на канале «Украина». Неимоверное крутое шоу, я в нем показал себя в абсолютно новом амплуа – такой себе заносчивый интеллектуал с британским юмором. Коллектив был замечательный: среди продюсеров – бывший генпродюсер ТНТ и его супруга – главный редактор «Первого канала». Они же выбрали меня ведущим. А вот с украинскими продюсерами у меня как-то не клеится. Зато те, кто приезжает из-за границы, выбирают меня.

Когда «1+1» делал проект с румынами, румынские продюсеры сразу сказали, что хотят работать со мной. А у наших по отношению ко мне сразу возникает какой-то негатив! И я не могу понять, с чем это связано. Стараюсь ведь ни с кем не ссориться. Никогда никого не трону, пока на меня не рявкнут. И то – рявкать по работе на меня можно сколько угодно.

«Хто вартий бiльшого» – тот случай, когда я могу включить любую передачу, и она, любая, мне нравится: как я выгляжу, как был оформлен юмор… Я помню, как у меня в «ухе» вся съемочная группа смеялась – а ведь неглупые люди.

Но, видимо, зрители канала к этой передаче не были готовы – ожидаемых рейтингов не случилось. К слову, и ведущие типа «Дуэта им.Чехова», и Гарик Мартиросян, по слухам, тоже мегарейтингов каналу не сделали. Хотя в передачи с их участием вбухивалась куча денег. В случае с «Хто вартий бiльшого», возможно, нужно было «щупать» дальше, а канал остановился, и второй сезон делать не стал.

С Плюсами у меня тоже странная история когда-то получилась. Я работал в «Снiданке», и меня вдруг в один момент решили поменять и отправить на «2+2». Я очень расстроился: что дальше – «3+3», «4+4»? А мне поступило предложение от К1 вести игровое шоу… Я, вообще, всегда очень патриотичен, могу быть с каналом до последнего. Вы мне только скажите: ждет меня какая-то перспектива? Если со мной открыто общаются, я во многом готов потерпеть. Деньги для меня – вообще второстепенный фактор.

Но Александр Ткаченко так и не нашел времени не со мной поговорить…

– А что случилось с сериалом «Бар» на ICTV? 

– Эту историю я вообще не понял. Мы сняли «пилот». И когда мы его сняли, нам сказали: «Этот «пилот» пойдет в эфир». Я, честно говоря, никогда не слышал о такой практике: обычно «пилот» делается для того, чтобы продюсерам легче было воспринимать предложение. А этот «пробник» вдруг поставили в эфир. Промоушена не было почти никакого, кроме внутриканального... И все. И потом решили ничего не делать. Вбухать столько сил и здоровья… Не понимаю! Мог бы получиться хороший украинский продукт.

К слову сказать, сериал Cheers, по формату которого снимали «Бар», продюсеры канала хотели закрыть после первого сезона. Но решили еще немного подождать – и со второго и третьего сезона он стал набирать в рейтингах. В  результате его последнюю серию посмотрело 80 млн человек. Он до сих пор в десятке самых популярных мировых сериалов. Может, люди просто рано от чего-то отказались? Думаю, придет момент, когда они попробуют еще раз.

Но я времени даром не теряю, самосовершенствуюсь. И готов к новой работе, новым интересным проектам на ТВ. Так что с удовольствием выслушаю пожелания продюсеров...

Могу признаться, не ожидала от Андрея столь откровенной и содержательной беседы. Особенно впечатлили, конечно, подробности съемок бюджетных фильмов. Хотя особых иллюзий, конечно, я не испытывала. А еще, я думаю, Джеджула заслужил уже ответной любви от телевидения. Товарищи продюсеры, присмотртесь к человеку, поразмыслите. Вы же знаете: я вам плохого не посоветую.

Фото Кирилла Авраменко