Владимир Остапчук: «Если бы не «Евровидение», я бы уже давно жил в Канаде»

Думаю, даже если бы у меня не было уважительной причины, чтобы встретиться и поговорить с Владимиром Остапчуком, я бы ее придумала: очень уж этот молодой человек красив и приятен в общении. Но уважительная причина у меня, к счастью, была: помимо прошедшего «Евровидения», которое я обсудила еще не со всеми его ведущими, мне нужно было выяснить у Владимира еще несколько животрепещущих вопросов. Благо, Остапчук не сопротивлялся.

– Начну с самого насущного вопроса: вашего исчезновения из «Танцев со звездами» после первого эфира. Ведь Владимир Завадюк в разговоре со мной радовался, что проект вас нашел, и вдруг после первогоэфира вы с балкона «Танцев» исчезли. На рынке по этому поводу ходят разные версии…

– Мы в отличных профессиональных отношениях с Вовой Завадюком. И, помню, в июне он сказал, что они запускают этот сумасшедший проект, и добавил: «Хорошо бы, чтобы ты был одним из ведущих. У нас такая концепция: есть Юра Горбунов и есть человек на балконе» (это – форматная вещь, если вы видели американские и британские «Танцы»). Круто было бы, если бы ты был там». В итоге они пришли к тому, что у них каждый эфир на балконе будет новый ведущий. Мое участие было предусмотрено в этом первом гала-эфире. А что говорят на рынке?

– Ну, один из слухов – что ваше присутствие в проекте не особо обрадовало основного ведущего…

– Да ладно! Впервые об этом слышу. Когда я еще учился на втором курсе университета, Юра уже был мэтром. Поэтому даже с логической точки зрения человек, который столько лет в эфире, не мог бы «ревновать» ко мне. Более того, я в чем-то стараюсь перенимать опыт Юры. Это имя на слуху уже даже не десятилетие. Поэтому... Ну, смешно.   

– А еще есть версия, что были требования с вашей стороны: мол, вас не устраивало присутствие только на балконе, и вы хотели быть вместе с Горбуновым на паркете…

– Из ведущих «Евровидения» на паркете мог быть только Саша Скичко (смеется). В платье я не влезаю… Да нет, на самом деле, это все слухи. Смена «человека на балконе» – просто концепция.

Для меня это был интересный опыт, но я не делал больших ставок на этот проект. Юра там прекрасно справляется, это его шоу.  

– А вообще Плюсы не делали вам других предложений о сотрудничестве?

– Есть проекты, о которых мы говорили, но пока не могу разглашать эту информацию. Да и не только с Плюсами: проекты мы обсуждаем с СТБ, с ICTV…

Что касается Плюсов, то у меня прекрасные отношения с каналом, где развлекательные проекты готовит отличная профессиональная команда. Я не понаслышке знаю, как работает Виктория Лезина, хотя лично с ней не знаком. Но я же вижу, какие шоу они делают – тем более, имея ограниченное бюджетирование и работая с украинскими звездами. И из всего этого они выжимают максимум. Качество картинки, прекрасно прописанный сценарий… Ну и рейтинги, в конце концов.

Потом, у нас очень интересное сотрудничество с Final Cut Media - проект в рамках «Светской жизни». 

Так что точку у наших отношениях с каналом мы не поставили. Большой проект на Плюсах – мечта любого телеведущего.

– Теперь, как вы понимаете, мы не можем не поговорить о «Евровидении».

– (смеется) Очень неожиданно!

– Для начала расскажите, кто, когда и как позвал вас на кастинг. Это предложение вообще было неожиданным?

– Ну, я понимал, что кастинг-группа будет просматривать всех более-менее англоязычных ведущих...

– И что – сидели и ждали?

– Нет, абсолютно. Все-таки, для меня это предложение было как снег на голову. В фейсбуке мне пришло сообщение от одного из кастинг-менеджеров с предложением прислать видео на английском, записанное в свободной форме. Представиться, чтобы они могли оценить картинку, знание английского и то, насколько я свободен в импровизации. Честно скажу: три раза отказывался! Я помню, насколько профессионально работали Паша Шилько и Маша Ефросинина, и даже представить не мог, что каким-то образом попаду в эту маленькую селекционную группу. Но на третий раз, когда мы с семьей были в Стокгольме, я таки записал видео на фоне Арены, в которой проходил конкурс в прошлом году: «Я сейчас стою рядом с этой Ареной, я потратил 600 евро, чтобы сюда прилететь и снять это видео. Пожалуйста, возьмите меня ведущим, чтобы я хоть деньги отбил».

И буквально через неделю мне позвонил лично Стюарт Барлоу – наш «европапа» - и предложил встретиться в НТКУ.

С шоу-продюсером «Евровидения» Стюартом Барлоу

Нас завели в такую странную комнату… Знаете, такой «действующий музей», где оборудование не менялось с конца 80-х, но работает. И там даже таблички есть мемориальные типа: «На цьому обладнанні працював Олександр Довженко». Клянусь! 50-е-60-е годы, но все это работает – такая квинтессенция украинского ТВ.

Мы поговорили, нам дали текст прошлогоднего сценария, чтобы мы подготовились, причем еще и на французском языке, которого я вообще не знал.

– «Мы»? 

– Через эти интервью проходили абсолютно все претенденты – нам до сих пор не говорят, сколько их было, но в финал попали мы с парнями.

Зная специфику украинского ТВ, наше «кум, сват, брат», сомневаюсь, что наши профессиональные качества сильно на что-то повлияли бы, если бы все решала украинская команда. Но кастинг проводил EBU, у них были «смотрины» управляющим органом EBU, по сути, боссами конкурса, которым отправляли видео нашего кастинга.

А теперь самое интересное: кастинг. Обычно, приходя на кастинг, ты более-менее знаешь, что будешь говорить, готовишься. А тут было экстремальное интервьюирование с вопросами типа: «Ты собака или кот? Вы выберете колу или пепси?» И т.п.

Я три раза оборачивался – думал, сейчас выскочит кто-то из «Квартала» и скажет: «Вас разыграли!».

Стюарт потом объяснил, что такая методика интервью позволяет понять, как человек реагирует, каково его знание английского без подготовки – по бумажке-то рассказать любой сможет. А попробуй в живом эфире, когда нет связи с Грузией, тут же найтись и пошутить по этому поводу.

Плюс был французский, которого я не знаю. Потом, когда нас троих уже отобрали и спросили, кто будет говорить на французском, я сказал: «Давайте я, у меня брат в Нормандии живет» (смеется). Слабая натяжка, но я честно три недели ходил к преподавателю. У меня есть талант: я хорошо подделываю акценты на разных языках. Потом мне даже писали из Бельгии и Франции: «Ой, у вас такой крутой французский!». А мне было стыдно, я понимал, что французский надо учить. Так что сейчас я его учу, хожу на курсы.

В общем, весь этот процесс отбора занял месяц или полтора.

Но самым сложным был не кастинг. Сложнее всего было три недели молчать и никому не проговориться, что тебя выбрали ведущим «Евровидения». Я маме не говорил! Это было обязательно условие, потому что они заключали договоры, не успевали по срокам, нам выбивали гонорары…

– Вы, кстати, как-то влияли на сумму гонорара?

– Это был еще один смешной момент. Мы с Сашей Скичко встретились со Стюартом – Тимура тогда не было, и Стюарт говорит: «Ребята, а теперь самое интересное: будем обсуждать ваши контракты. Скажите, чего бы вам хотелось, чего бы не хотелось. И сколько денег вы хотите?».

Когда мы услышали слово «деньги»… Была немая сцена: мол, «а что, за это еще и платят?» (смеется) Для меня, мальчика из маленького городка, быть ведущим «Евровидения» – уже честь. Да я б еще доплатил!

Но мы с Сашей переглянулись, и я задал гениальный вопрос: «А сколько есть?». Стюарт посмеялся: «Я узнаю». И потом нам сказали, что гонорар ведущего – 190 тыс. грн за весь период – за то, что мы отказываемся от других проектов и т.д. А я и правда ушел из «Утра с Украиной». Конечно, это не такие большие деньги, но ты понимаешь, что работаешь на имидж, плюс защищаешь честь страны. 

– Знаю, что вы в период подготовки усиленно занимались английским, хотя у вас он и так на уровне.

– Объясню, почему. Знание английского – это не велосипед, это игра на фортепиано. Пока ты играешь – ты знаешь. Я вот недавно вернулся с Кипра, где три дня общался с англоязычной аудиторией, даже думал на английском, мне было очень тяжело перестроиться. А, общаясь с нашими, что-то забываешь – это называется «пассивный вокабуляр». Ты понимаешь слово, но в речи его активно не используешь. И вот нам нужно было разбудить свой словарный запас, чтобы в непредвиденные моменты не кричать: «Мамочка, а шо делать?».

У нас была прекрасная преподаватель из British Council, которая ставила нам английский фонетически. У каждого из нас есть акцент: у Тимура более европейский, у Саши – британский, у меня американский. Но я как человек, который 15 лет учит язык, думал, что у меня нет никаких проблем. Ребята делали какие-то домашние задания, а я приходил: «Оукееей…» (смеется).

Но потом оказалось, что я, например, не умею правильно произносить слова again, an apple… Нам ставили гласные, согласные – учили фонетически выглядеть презентабельно. И для меня было самым большим комплиментом, когда после конкурса ко мне подходили британцы: «Когда я включал телек, я не понимал, что ты из Украины. Ты точно украинец?».

– Мирошниченко говорил, что к концу подготовки к конкурсу вы чуть ли не ночевали вместе.

– С кем там Тимур ночевал, давайте оставим… Но да, мы там фактически по 18 часов в день проводили. Приезжали на 9 утра и в 11 вечера уезжали. Это же большая махина, и все надо свести, скоординировать.

Что мне очень понравилось в работе европейской команды, и чего я не очень понимаю на украинском ТВ. Например, у тебя репетиция с 13:00 до 13:20. В 13:21 тебя на сцене быть уже не должно! И неважно, кто ты – Бритни Спирс или Джастин Тимберлейк. Потому что в 13:21 на сцене уже будут стоять твои коллеги. У нас же могут тренироваться часами, бегать-прыгать…Там же по таймингу все очень четко.

Вы не представляете, что мы выслушали, когда у нас было открытие фан-зоны в центре, и мы из-за пробок опоздали на 5 минут. Последний раз мне такое говорили в военкомате (смеется). В этом плане было очень тяжело.

Более того: были репетиции артистов, были репетиции по точкам, когда ведущие ничего не говорят, просто перемещаются по точкам – там же 27 камер, которые тебя должны четко снимать, и ты два часа ходишь, поворачиваешься...

Были репетиции с текстами, были table readings, когда ты просто учишь сценарий. А у нас еще и никаких суфлеров не было. Хотя все ведущие «Евровидения» в течение последних 6 лет работали по суфлерам – огромным экранам перед сценой. Но наши их слишком поздно заказали, и нам за два дня до начала конкурса сказали: «А суфлеров не будет». А у тебя на каждый эфир – 91 табличка. Каждая – это полстраницы. То есть у тебя 45 страниц текста, которые ты заучиваешь. Я эти таблички учил, как мусульмане Коран! Меня сейчас ночью разбуди: «15 страница!» – я расскажу. Потому что если не зазубришь, у тебя на репетиции будут проблемы. Подойдет режиссер: «Эй, парень, камон. Тут работает команда». И тебе будет стыдно.

А еще были вычитки, три вида репетиций на сцене, репетиции вне сцены, репетиции номера, который мы готовили практически полтора месяца в спортзале – того, с аккордеоном и веночками. Который, кстати, придумали британцы. Это очень смешно! Я спрашивал: «А почему у нас сценаристы британцы, а не украинцы?». Мне сказали: «Вы должны быть понятны во всем мире. И ваш генетический код должны воспринимать не через призму горщиків, глечиків, шароваров и показушной украинскости – нужно показать, что вы новые, необычные, айтишные, модные». Грубо говоря – как в музыке Монатик. Новые европейцы. Поэтому британцы приехали к нам, поездили в маршрутках, походили по пабам, генделикам, набрались впечатлений и уехали в Лондон – «думати про Україну».

Но их сценарий от написанной до окончательной версии переписывался раз 10. И это очень правильно, когда сценарная группа понимает, что ведущий проекта – его полноправный соавтор. Что бы ни писали сценаристы, ведущий все равно пропустит это через себя. У нас привыкли к тому, что ведущий обязан слово в слово повторить то, что ему написали в сценарии. А там – нет. Мы могли сказать: «Мне неудобно это слово, эту шутку не поймут, это я не сыграю…». И люди, которые делают проект на 200 миллионов, прислушивались к твоим идеям. Например, я придумал в номере с аккордеоном сказать: «Спасибо, мама!». Или номера телефонов для голосования произносить как рекламу на американском радио, которое я слушаю.  

– Тем не менее, импровизация, насколько я знаю, на «Евровидении» невозможна.

– Возможна. Послушайте, прямой эфир – это прямой эфир. Ты можешь сделать все, что угодно. Потом, конечно, у тебя будут проблемы… Но тебя не бьют током каждый раз, когда ты импровизируешь. Но «Евровидение» - это огромнейшая машина, это рейтинги, и эта история с импровизацией возможна только если ты говоришь об оценках и общаешься со странами – это даже приветствуется. А так все до секунды рассчитано.

И опять же: мы в Украине можем себе позволить увеличить прямой эфир, уменьшить, перенести фильм «на попозже»... Там это невозможно. Ты должен говорить 14 секунд: не 13, не 15, не 14,5. Ровно через 14 секунд камера начинает автоматически идти на артиста. Если ты не договорил, у тебя очень большие проблемы. А импровизация… Понимаете, в чем сложность: этот проект смотрят более чем в 40 странах мира. И чтобы импровизировать и шутить, ты должен четко понимать, что это не обидит никого в этих странах. Было пару не очень хороших опытов «Евровидения» разных лет, когда ведущие пытались шутить в ту или иную сторону...

Чтобы вы понимали, все должно быть настолько политкорректно, что мне запрещали сказать «Thank God» – потому что это могло ущемить чьи-то религиозные убеждения.

Мы в этом году позволили себе шуточку, что британцы попросят всю Европу голосовать, чтобы остаться в этом проекте. «Британцы, вы слышали? Не выйти из Европы, а остаться». И эту шутку утверждали две недели на всех уровнях – потому что мог быть скандал. Главное – чтобы никто не обиделся. Как на свадьбах.

– То есть опыт работы с европейцами и украинцами на ТВ – небо и земля?

–  Я бы это сравнил с футбольными лигами. Когда ты играешь в первой лиге, и тут тебя вдруг приглашают играть в «Барселону». А потом ты возвращаешься к себе домой, в ФК «Умань», и понимаешь, что играть по тем же правилам уже не можешь.

– Ну, готовились вы, готовились – и вот эфир. Стресс был?

– Наверное, это и отличает профессионала от дилетанта - ты с уверенностью делаешь свое дело. Мы знали все тексты назубок.

Но что меня больше всего удивило на «Евровидении» – невероятно доброжелательная и здоровая атмосфера, как в хорошей европейской стране. Все улыбаются, благодарят… Участники подпевают друг другу… Микроклимат такой: «Все круто, мы делаем крутой проект, давай!».

Тебя никто не грузит, никто не говорит: «Чувак, это так ответственно, ты же облажаешься!» Так что я был абсолютно расслаблен, доволен, вместе с артистами танцевал, подпевал. Наша гример, шведка, все время просила: «Ты можешь не танцевать?» А я кайфовал!

– Что у вас в «ухе» происходило?

– Там был наш режиссер, швед, а шведы говорят с акцентом. И иногда, когда он произносил название стран... Я не мог расслышать. Он мне говорит: «Следующей в финал проходит Danmark» - но с таким акцентом, что половина слова глотается. И я не понимаю, что это за страна. Он повторяет. И потом: «Говори реплику!». А я оборачиваюсь на ПТС и развожу руками: мол, не понимаю… И слышу, они там: «Га-га-га!» Такая же атмосфера – никакого стресса!

Могу сравнить с одним украинским телепроектом, на котором когда-то работал, где одна из моделей поведения – эдакий тоталитаризм, тебя должны задавить авторитетом.

Тут это исключено. Все понимают, что ты и так в стрессе, поэтому хихикают, шутят, комментируют твой костюм тебе в «ухо», артистов и вообще всячески поддерживают. И эта атмосфера во многом определяет живучесть «Евровидения» – все ведь передается через камеру.

– А что там с вашими костюмами?

– Больше всего меня сейчас обижает, что мои костюмы, шитые чисто под меня (показывает) – тут ушито, здесь ушито – влитые! – сейчас лежат на складе НТКУ. Говорю: «Давайте, может, я их куплю?». – «Нет, это государственная собственность»... Может, какую-то петицию написать?

– Ну, вот, закончилось «Евровидение». И что – на следующий день телефон стал разрываться от предложений?

– Фактически да. Ну, не на следующий день, потому что на следующий день был один звонок – из Администрации Президента.

И было это так. В 16:45 мне позвонили: «В 17:00 Президент ждет вас у себя». – «Так я же за городом…». – «Нет, нет, через 15 минут Петр Алексеевич хочет вас видеть». И мы все съехались – и шведы, и наша команда. Президент жал нам руки, благодарил за то, на каком высоком уровне все было сделано.

А уже в понедельник я улетел в Торонто. Мы с женой поступили в Йорский университет на актерский курс, давно об этом мечтали. Знаете, в таком возрасте ты можешь осуществлять свои детские мечты. Я всю жизнь мечтал учиться в американском колледже. И практически неделю я проучился, пообщался с потрясающими преподавателями, которые работают в Голливуде. Но потом понял, что перерос это. Я учил то, что дети узнают впервые. Пришел к декану: «Что мне делать?» – «Расскажи о себе». Рассказал. «Зачем тебе это? Возьми себе актерский курс на 2-3 месяца». Так я проучился в Канаде.

Но в это время в Украине стали происходить сумасшедшие вещи: телефон действительно стал разрываться от предложений. И спасибо моему продюсеру Сергею Перману за то, что переубедил меня: мол, глупо сжигать мосты там, где они только стали строиться. Я ему очень благодарен! Я вернулся и за это лето снялся в таком количестве проектов как приглашенная звезда! 

Так что эмиграция пока отменяется (смеется).

– Давайте разбираться. Значит, до «Евровидения»…

– Да, я стопроцентно решил уезжать. Мы к этому долго шли. У меня семья, ребенок, тут не было такой популярности, как сейчас. Если бы не было «Евровидения», я бы уже давно жил в Канаде.

– «Украина», как я понимаю, вас дальше утреннего шоу не пускала? Сейчас локти не кусают?

– Я дважды проходил кастинг на еще два проекта, но выбрали других ведущих. С каналом «Украина» я в прекрасных отношениях, езжу к ним в гости. Они долго не хотели меня отпускать, но я сказал: «Ребята, я принял решение, мы уезжаем». Это знали и люди, которые приходили на кастинги на мое место.

В Канаде у нас были очень хорошие стартовые позиции, чтобы получить вид на жительство. Ты должен отвечать трем критериям: хорошо знать английский, быть профессионалом в своей сфере, быть достаточно молодым и семейным. У нас это все было, вид на жительство мы получили, еще в марте купили билеты… А этим летом я думал хоть на недельку слетать в Канаду - не получилось.

– А где в Канаде вы планировали работать?

– В медиа. Мне очень хотелось узнать североамериканский рынок, у меня неплохие связи на двух торонтонских радиостанциях, в Ванкувере есть знакомые на ТВ. В CBC – национальной телекомпании, работает внук Степана Бандеры, Стивен Бандера, там очень большая украинская диаспора. Меня вот приглашали на следующих выходных вести в Торонто самый крупный украинский фестиваль Ukrainian festival, но из-за того, что у меня здесь много работы, пришлось отказаться. Там я бы не пропал, но здесь пока мне намного комфортнее.

 – А что у вас за история с британским ТВ?

–  Есть двое знакомых, которые сразу после «Евровидения» предлагали ехать в Лондон на кастинг двух телепроектов: Терри Милс, кастинг-директор огромных талант-шоу Британии и Америки, и ведущий Скотт Миллс. Мы договорились, что как только у меня появятся хотя бы 4 свободных дня, я прилечу в Лондон. Где мы будем если не кастинговаться, то хотя бы познакомимся с очень правильными людьми.

– Рабочий спрос – это понятно. А что с поклонниками?

– У ведущих «Евровидения» очень сильные фан-клубы, в том числе у гей-сообщества, в Австралии, Дании, Британии. Лично у меня – 4 фан-клуба, самый сильный из которых – в Дании – Vova Danish fan-club.

Когда к тебе повышенный интерес, с разных уголков планеты тебе присылают сообщения какие-то голые женщины, мужчины…

Недавно мне пришло сообщение: «Я – Махмуд из Бахрейна, я сейчас в Киеве, в отеле «Баккара», приезжай, номер 315, $300 за ночь плачу». Моей первой мыслью было: «Почему так дешево?»

– А еще вы обзавелись продюсером. Не припомню продюсера у других украинских ведущих…

– Продюсер – действительно необычная история для украинского телеведущего. Когда ты говоришь по телефону: «Хорошо, я приду на переговоры с продюсером», на том конце провода повисает немой вопрос: «Каким продюсером?». К институту продюсерства у нас не привыкли. Хотя это мировая практика. У любого мало-мальски известного актера, который играл левую ногу Де Ниро, есть продюсер. Продюсер по сути – это человек, который стратегически тебе помогает, видит и понимает, куда тебе расти. Во-вторых, он ведет для тебя переговоры, то есть должен обладать опытом. И в человеческом плане это должен быть человек комфортный. С Сережей Перманом мы знакомы уже два года, он соответствует всем этим параметрам. В шоу-бизнесе он 27 лет – человек, который знает всех в этой стране и не только, умеет вести переговоры, стратегически помогает многим артистам. И если я стану пионером в том, что у ведущего есть продюсер, буду только рад.

– И какие у вас с продюсером планы на ваше дальнейшее развитие?

– Планы у нас как у лодочки, которая идет по течению. Я всегда готов к новым челенджам, хочу делать самые крутые проекты – не ради денег, а чтобы показать, что украинское ТВ может быть новым, крутым, европейским.

Я как Мэри Поппинс: пока дует ветер, я буду здесь. Если он подует в другую сторону, если увижу, что в Канаде перспектив больше – буду там. Но пока я здесь.   

Не знаю, оптимистической ли получилась нота, на которой мы закончили наше интервью. Лично мне будет грустно, если «ветер» укажет Владимиру на Канаду. Но, думаю, дорогие украинские телепродюсеры, вполне в ваших силах направить этот ветер в нужное русло. Чтобы потом не было мучительно стыдно. А Володе желаю исключительно успехов и максимальной творческой реализации. Желательно в Украине.

Фото Кирилла Авраменко