«Бабий яр» - это эпопея, я не могу делать ее на английском языке». Сергей Лозница про «Донбасс», национальные идеи и не только

18 октября в украинский прокат вышел фильм «Донбасс» - самый беспристрастный взгляд на Восток Украины и войну, который предложил украинский кинематограф. Если вы устали от военного пафоса в современных украинских «эпиках», не переживайте: ничем, кроме приблизительной хронологии, картина Лозницы с вышедшим неделей ранее «Позывным Бандерас» не связана. «Донбасс» получил приз за лучшую режиссуру в конкурсе «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля не за это.

А вот по какой именно причине - я выясняла в личной беседе с режиссером на днях.

- Сергей, достаточно известный факт, что 13 эпизодов, составляющих фильм, были фактической реконструкцией реальных событий. Некоторые сцены - по свидетельствам очевидцев, другие - по видео в YouTube. При этом у зрителей, с которыми я обсуждала фильм, возможны только две реакции: либо они все это признают за в точности свой опыт и понимание мира, либо принимают за полную фантасмагорию и «пьяный бред». Вы специально так отбирали истории, этот эффект был вами задуман?

- «Специально» я делал фильм. Ну а люди реагируют на него в зависимости от их знания контекста, социальных и политических реалий, взглядов и знания кинематографа.

Очень редкое произведение искусства идеально со всех точек зрения и устраивает всех. Вот как, например, «Мона Лиза». Я, к сожалению, таким мастерством не владею.

- Я уверена, что «Мона Лиза» не устраивала самого Да Винчи.

- Да, он пытался подрисовывать немного.

- Вы наверняка тоже во всех своих работах видите невидимые обычному взгляду недостатки. Доделывали что-то на ходу, до финала? Мне говорили, что версии фильма, показанные в Каннах и в Одессе, несколько отличались.

- Нет, не отличались. Мы доделывали звук, да, палитра была сыроватой, но по картинке все было финальным.

- Я имела в виду, скорее, по монтажу и по точности. В начале фильма не очень понятно для зрителя был сделан переход из одной сцены в другую - я несколько потерялась, гадая, где происходит действие.

- Для широкого проката мы сделали титры в начале каждой сцены – указание места, где происходит действие. 

- Вы выбрали для игрового фильма абсолютно документальные первоисточники, использовали несколько приемов мокьюментари, и получился эффект как бы на грани реальности и fiction. 

- Для меня это совершенно игровой фильм: там играют актеры и кровь там искусственная. Но, конечно, я стремился создать у зрителя ощущение «документальности», «реальности» происходящего на экране, вызывающее сильное переживание. Существуют определенные трюки, которые используются, чтобы сохранить ощущение аутентичности. В этом и состоит работа режиссера.

- Вы именно для этого снимали в Кривом Роге и в основном с непрофессиональными артистами? Чтобы передать аутентичность?

- Ну а зачем мне было приглашать профессиональных актеров, если там, в Кривом Роге, такая потрясающая человеческая фактура? Каждая сцена выстраивалась таким образом, что в сцене были ведущие актеры и актеры второго плана. Первые задавали и держали эмоциональный тон, а вторые создавали ту самую аутентичность. Например, как в сцене свадьбы - потрясающей, одной из ключевых сцен фильма. Это высший пик и низший пик переживаний, с одной стороны ужас, а с другой – триумф фарса. Нужно подняться на высокие регистры, чтобы обрушить этим кошмаром еще глубже. Так работает искусство.

- Вам сложно было удержаться и не прокомментировать в «Донбассе» от себя?

- Нет, это легко. Там же комментировать нечего. Ну что, я буду говорить, банальные вещи, что война - это ужас? Разве этого никто не понимает?

Меня другое изумляет, что все это прекрасно понимают и все равно участвуют. То есть их кто-то загнал туда каким-то образом. 

- Установки в сознании, что война - это ужасно, оказались менее стойкими, чем другие. То есть появились приоритеты, которые звучат громче. 

- Да, именно. Кто-то пришел на войну по своей воле, кто-то - был загнан пропагандой или еще чем-то, и кто-то, в итоге, оказался вынужден принимать участие, потому что нужно было защищать территорию.

Но самое ужасное - что это никак не решается. Четыре с половиной года идет война, и за это время люди с властью и ресурсом не придумали ничего, что могло бы разрешить ситуацию. Вы понимаете, если они не знают, что делать, то нужно предпринимать что-то другое. Потому что это разрушает людей, которые живут в стране. По обе стороны линии фронта.

Война поражает всех. Она становится частью риторики, проникает в язык, разжигает ненависть. Появляются запреты на слова, а потом и на мысли: о чем-то нельзя говорить, а через какое-то время оказывается, что и помыслить об этом - преступление. Все это приводит к эскалации конфликта, а нужно, наоборот, понижать напряжение.

Эта глупость со стороны России - а я иначе, чем глупость, это не расцениваю - мне непонятна.

- При этом еще в 2015 году вы на питчинге проекта говорили, что эти регионы - и Донбасс, и Крым - как кастрюли, оставленные на маленьком огне: никогда не знаешь, когда именно, но они обязательно взорвутся.

- Но таких регионов много. Посмотрите на Харьков. На Одессу. Кастрюли кипят по-разному, но если вы оставите их без внимания, взрыв неизбежен. Ведь человеку очень важна картина мира, важно понимание будущего. Человек не может жить без идеи будущего. Вот мы поели, попили, сделали детей, а дальше что? Вот у России идея есть, они хотят вернуть назад влияние и вернуть утраченную территорию. 

У нас все тоже очевидно, идея от противного - мы не хотим жить так, мы хотим, чтобы у нас работали законы, чтобы была частная собственность, чтобы нас, в конце концов, никто не трогал. И формулирование этой цели и способов ее достижения - это и должно быть задачей власти, это должно лежать в основе языка, на котором власть говорит с гражданами. 

- Для начала власти хорошо бы начать общаться со своими гражданами чаще, чем раз в год.

- «Формула необщения» - это тоже язык.

Если кто-то хочет внести изменения, то он не может в жизни использовать те же ритуалы как и тот, с кем он борется, кто представляет противоположную идею. В старые мехи нет смысла наливать новое вино.

- И принимать законы с аналогичными запретами и ограничениями.

- Закон не должен разделять, он должен, наоборот, объединять. 

Я слышу такие мнения: против нас используют инструменты гибридной войны и нам нужно использовать их же в противостоянии. На мой взгляд, это страшное заблуждение. Когда вы поступаете с бандитами так же, как бандиты поступают с вами, вы просто становитесь бандитом и ничем не лучше. Никто Канта не читал: закон, восстановленный беззаконными методами, не является законом. Уверен, что в любом украинском университете это преподают, и на украинском языке, но увы.

- «Донбасс» был очень мною ожидаем, но еще больше я жду все же фильм «Бабий Яр». У вас всегда так много проектов, что я уже отчаялась.

- «Бабий Яр» мы будем еще раз подавать на конкурс Госкино. Один раз мы уже конкурс проходили, но это было тогда, когда «деревья были маленькими», а сейчас они подросли, а сумма, выделенная нам тогда, - скукожилась и превратилась в недостаточную. Сценарий готов, мы получили на этот фильм поддержку фонда во Франции и нашли сопродюсеров, которые готовы начать, при условии, что мы получим поддержку в Украине.

- Продюсер этого проекта - Сергей Лавренюк, правильно?

- Да. А генеральный продюсер - Марианна Слот, с которой они делали и «Женщину на войне».

- Очень ждем вас на питчинге.

- Надеюсь, что все получится. Это дорогой проект, и снимать его без поддержки Украины не получится, потому что большую часть денег я планирую потратить в Украине. Мы нашли здесь потрясающие локации.

- Но не в Киеве, если я правильно понимаю?

- Не в Киеве - здесь, увы, не сохранилась натура.

- Она просто спряталась за наружную рекламу. А израильский продюсер в проекте есть?

- Да, конечно. Мы планируем привезти из Израиля актеров массовых сцен. 

- А какие планы на документальные фильмы?

- Хочу снять еще один.

- Всего один?

- Нет, пока один (смеется). У меня пока три в плане, но вот следующий, о советских ритуалах, уже спланирован. Там есть материал, я его уже видел, осталось только найти деньги, и я на него наброшусь. Это дело нескольких месяцев, а то и месяца. Я работаю достаточно быстро.

- Именно так и получилось, что вы попали одновременно с тремя разными фильмами в конкурс трех главных фестивалей мира в один год?

- Да. Так совпало, появились деньги, и я смог закончить один документальный фильм, а потом как раз закончить «Донбасс» и так далее. Это не было каким-то спланированным решением или скоординированной акцией.

- И все же, сейчас деньги стало гораздо легче находить, чем, скажем, пять лет назад?

- Судя по тому, что я снимаю фильмы один за другим, да. Увы, я не могу пока сказать, что у меня сразу появляются деньги на следующий фильм, как только я заканчиваю предыдущий, но все-таки мне удается сохранять достаточную степень свободы. 

- Из них самый сложный по финансированию именно «Бабий Яр», я правильно понимаю?

- Да, потому что бюджет больше обычного европейского бюджета. В Европе можно собрать 2,5-3 млн, но так как потратить их я должен в Украине, то дело усложняется. Если бы я мог снимать «Бабий Яр» в, скажем, Румынии, то деньги были бы завтра. А если еще и на английском языке, то деньги были бы уже вчера. Но я не хочу так, я хочу сохранить язык, лица, пейзажи, аутентичность пространства. Это будет эпопея, я не могу делать ее на английском языке.

До встречи на питчинге, в таком случае. Надеюсь, эксперты намек поняли и тоже ждут этот фильм на конкурсе в 2019 году.

Фото - Андрей Полищук

Место: бар Hitchcook