Парфенов в «Большой политике»: Я навсегда ушиблен телевизионной картинкой

В эту пятницу одним из гостей ток-шоу «Большая политика с Евгением Киселевым» был Леонид Парфенов. Знаменитый журналист презентовал в эфире «Интера» свою новую книгу – 5 том серии «Намедни. Наша эра».

Книга, конечно, долгожданная, обсуждаемая и, бесспорно, вызывающая интерес. Но гораздо интереснее было понаблюдать за встречей двух «динозавров» телевидения, экс-НТВшников, в свое время бывших то по одну, то по разные стороны баррикад, а ныне оказавшихся как бы не при делах – один подался в документальное кино и литературу, а другой вообще сменил страну.

Встреча титанов 

Блок с Парфеновым начался с комплимента гостю. Назвав проект «Намедни» легендарным, Киселев не пожалел времени на то, чтобы объяснить, почему так считает: «Потому что просуществовал 20 с лишним лет в разных ипостасях – как выпуск неполитических новостей, как итоговая программа о главных событиях недели, как исторический документальный сериал «Наша эра» и как серия исторических хроник – по одной книге на каждое десятилетие».

Затем Киселев объяснил зрителю, что благодаря Леониду в современной журналистике появилось два новых термина – парфеновский стиль («нечто особо изобретательное») и парфеновщина («ироничный термин, характеризующий армию почитателей мэтра – молодых журналистов, перестаравшихся, копируя его фирменный стиль и даже мимику»).

Ну а чтобы зритель окончательно понял, с кем имеет дело, Киселев рассказал, в чем главная заслуга Парфенова перед народом: «Он легализовал в общественном сознании советскую эпоху – не хмурую, а стильную, романтичную, модную и актуальную». Спорить с хозяином гость не стал: благосклонно выслушав тираду, он лишь заметил, что цикл «Намедни» создавался с целью попрощаться с советской эпохой и понять, почему мы такие сейчас. 

Выступая в «Большой политике», Парфенов, казалось, говорит со своей аудиторией. К примеру, в очередной раз процитировав самого себя «Мы живем в эпоху Ренессанса советской античности», он как бы извинился: «Больше ничего не изобрел, поэтому вынужден повторять эту формулу». Киселеву же так не казалось, поэтому он заставил гостя «еще раз разъяснить для тех, кто вдруг захочет почитать, что его книги – это не просто сценарий, положенный на бумагу». Журналист, слегка удивленный просьбой, разъяснил: «Это тексты в сочетании с фотографиями и заголовками». И в сотый раз рассказал, что материал в книгах подан намного шире, потому что на основе телекартинки ему часто было не за что зацепиться. «Тем не менее, - резюмировал Парфенов, - книги  сделаны по-телевизионному, потому что я навсегда ушиблен картинкой».

Чтобы беседа с гостем не превратилась в эдакий междусобойчик двух матерых журналистов, Киселев постоянно пытался расшифровать зрителю, о чем идет речь. К примеру, Леонид упомянул 24 сентября – Евгений тут же вставил: «День, когда стало известно, что Путин станет следующим президентом». Леонид сказал: «В Череповце», – Евгений напомнил: «На исторической родине». Леонид упомянул Щукина в контексте Пушкинского музея – Евгений добавил: «Кто не знает, был такой Сергей Щукин, который провидчески увидел, что Пикассо и Матисс – это красиво».

Обратите внимание на жестикуляцию 

 

Понимая, что у него в эфире – глыба, Киселев задавал глобальные вопросы: нет ли у Парфенова ощущения конца эпохи, не надоела ли народу неоимперская эстетика, грянет ли русский бунт и т.п. Гость от ответов не уклонялся, но по возможности переводил разговор из плоскости политической – в социальную. Вот Киселев показывает ролик о хождениях Путина и Медведева в народ. Парфенов с улыбкой замечает, что в России – эмиратский капитализм: «Деньги почти задарма приходят и, в общем, задарма уходят – цивилизационно качественного прорыва не наступает». И тут же говорит о «более серьезной проблеме» - стареющей нации: мол, в постсоветских странах давно не было бэби-бумов, поэтому глобальные изменения наступят нескоро – их делать некому.

«И все-таки, - отвечает на это Киселев, - чего вы ожидаете от выборов?». Парфенов коротко резюмирует: «Власть и государство слились, поэтому я не вижу принципиально новой повестки дня». И убедительно рассказывает, что единственный выход для наших стран – становиться европейскими, ставит Финляндию и Польшу в пример России и Украине, оперирует экономическими и социальными примерами. «И все-таки, - не унимается Киселев, - грянет ли русский бунт?»… Я уже жалею, что не подсчитала, сколько раз Евгений повторил свое «и все-таки», пытаясь выжать из непробиваемого гостя хоть что-то более-менее резкое.

В общем, наблюдать за этим диалогом оказалось крайне интересно, но все это время я гадала, припомнит ли Киселев своему коллеге прошлогоднее выступление на вручении премии имени Влада Листьева, прозванное в русской прессе «демаршем»? Очень хотелось, чтобы припомнил: не потому, что Парфенов мог бы добавить к сказанному что-то принципиально новое, а потому, что сам Киселев о выступлении коллеги тогда отозвался двусмысленно. «То, о чем говорил Леонид, знают и те, кто на телевидении работают, и те, кто телевизор смотрят, - сказал Евгений год назад. – Хотя, возможно, для пользователей интернета, молодых людей, которые телевизор не смотрят, это стало каким-то откровением. Вообще репутации бескомпромиссного политического бойца у Леонида Геннадиевича раньше не было. Он всегда ратовал за то, что нужно оставаться в профессии, делать это любой ценой, до конца держаться за возможность работы на телевидении. Да, король голый, все это знают, но взять на себя роль мальчика, который вдруг закричал из толпы: «А король-то голый», - как-то это не совсем в Ленином стиле».

Вы и сами помните, каким резонансным оказался «демарш» Парфенова – не вспомнить о нем сейчас было бы нелогично. И Киселев меня не разочаровал – вспомнил, причем, в самом доброжелательном из возможных контекстов. Он спросил, не изменилась ли ситуация на российском телевидении за этот год?

Ничего не изменилось 

Парфенов с сожалением констатировал: «Не изменилась: власть по-прежнему – дорогой покойник, о котором – либо хорошо, либо ничего». И объяснил, что его тогда поставили в неудобное положение: «Я должен был сказать, что наступление широкополосного интернета – не главная проблема телевидения. А уж как сказанное потом подхватили и эти 5 минут стали называть речью – к этому я отношения не имею».

И снова у Киселева не получилось спровоцировать гостя:

- Что вам за это было?

- Ничего.

- Лицензию на 2 документальных фильма в год не отобрали?

- Нет.

- Константин Львович не обиделся (фильмы Парфенова сейчас показывают на Первом канале – Няня)?

- Да вроде нет – лично мне он ничего не говорил. А в официальном комментарии выразился даже слишком уважительно: «Я нобелевских лекций не правлю». И я благодарен за эту позицию, которая, ему, очевидно, нелегко далась.

Ну а я, в свою очередь, благодарна Евгению Киселеву за эту беседу: какими бы красноречивыми, умными или эксцентричными ни были наши политики, от диалогов ведущего с ними я ни разу не получала такого удовольствия. Ну а Парфенова на экране мы увидим довольно скоро: производство его нового фильма, посвященного юбилею Пушкинского музея, уж запущено.

Фото - politika.inter.ua