«Люди вокруг него всегда улыбались». Друзья и коллеги вспоминают Павла Шеремета

Сегодня не стало Павла Шеремета – журналиста, которого «своим» считали жители сразу трех стран. Пока политики и правоохранители пытаются разобраться в этом резонансном убийстве, близкие Павла вспоминают, каким он был при жизни и не жалеют слов, которых не успели сказать ему лично. Ниже – цитаты из таких воспоминаний друзей и коллег: о том, что с его гибелью потеряли лично они, журналистика и все мы. 

Редакция «Украинской правды»:

- Есть такие удивительные люди, которым стоит только зайти в помещение, как сразу становится светлее, веселее, шумнее.

Павел Шеремет для редакции «Украинской правды» был именно таким человеком, который приносил в редакцию удивительный дух и содержание.

Мы называли его Пал Героич. Для нас он был звездой и мэтром. Журналистом, тонко чувствующим социальную и политическую канву времени. Человеком, вызывающим безусловное уважение.

Он был лишен подобострастия. Как и у большинства наших журналистов у него не было «гена субординации» – и с президентом, и с дворником он говорил одинаково уважительно. Хотя и не без иронии.

Наш Пал Героич был весельчаком, и никогда не упускал возможности сделать замечание по поводу текстов или новостей. Его взгляд всегда был "над процессом". Он любил свою профессию и щедро делился профессиональными советами и замечаниями.

Казалось, для него не было вопросов, на которые он бы не знал ответа.

Иногда он читал редакции «Украинской правды» лекции или проводил мастер-классы. Он заставлял нас думать, подходить к своей работе критически. И очень многих из нас мотивировал своими резкими, но почти всегда очень точными замечаниями. Он не любил слабаков, не любил простачков. Хотя сам никогда не стеснялся задавать высокопоставленным чиновникам детские вопросы.

Павел Шеремет стал звездой российского телевидения еще в середине 90-х. В начале 2000-х он работал на российском Первом национальном. Он был автором ряда скандальных документальных фильмов и спецпроектов.

Он был большим другом Бориса Немцова. Это именно он вел церемонию прощания с российским оппозиционером.

Павел Шеремет был человеком проевропейских взглядов. Он, кажется, физически, не переносил диктатуру, тиранию, и неспособность бороться за свои интересы.

Будучи белорусом, он стал одним из главных критиков президента Лукашенко, за что был приговорён к двум годам лишения свободы условно и провел в тюрьме три месяца.

В соавторстве со Светланой Калинкиной написал книгу «Случайный президент» «о последнем диктаторе Европы».

Он любил и верил в Украину, поэтому критиковал украинское общество. Он поддерживал в молодых реформаторов и со многими дружил.

В пятницу, 15 июля на вечеринке в Медиахабе на Суворова 4/6, когда мы его обступили, он сказал нам: «Сейчас в Украине уникальное время – когда хитрожопые украинцы борются с идейными украинцами. Мы все еще в точке бифуркации».

Павел Шеремет любил повторять – в конфликте отцов и детей всегда побеждают дети.

Для редакции смерть Павла Героича – настоящая трагедия.

Но мы точно знаем, что Шеремет всегда будет с нами. А его вера сделает нас только сильнее.

Андрей Куликов:

- Коли Лариса Денисенко і я прощалися з Павлом Шереметом після інтерв’ю, що виявилося останнім, на моє «Побачимось», він сказав: «Будемо на зв’язку».

З того інтерв’ю, за день до загибелі Павла, ми дізналися, що в нього була вишиванка – білим по білому.

А сьогодні зранку, вже після того, як дізнався про вибух, я подумав, що саме біле по білому – це було так властиво Павлові. Він у розмові сказав щось на кшталт: то такий особливий шик – білим по білому.

А насправді – це здатність бути чистим і яскравим.

І Павло, якому білого додала ще і рання сивина, таким і був.

Чистим і яскравим. Яскравим і чистим. Білим. І ще - біло-червоно-білим.

І, певно, став таким не одразу, у чому і зізнавався. Вимагаючи відвертості від інших, він мав на це право, бувши щирим. Будьмо щирі у пам’яті про Павла Шеремета.

Сергей Лойко:

- Последний раз я встретился с ним месяц назад в Гудвайне. Он там посещал курсы сомелье-любителей. Я ему позавидовал. Его все интересовало. Очень любил жизнь во всех ее проявлениях.

Не так давно я разговаривал в эфире Вестей с замечательной Юлией Литвиненко. Соведущим должен был быть Павел. Но его не было. Я пошутил тогда, что я за него ...

Как же так?

Айдер Муждабаев:

- Мы виделись несколько раз, вдвоем и в разных компаниях, Паша был всегда весел и широк. Кто его знал, понимают смысл последнего слова. Он был и физически, и по характеру большим человеком, я так его ощущал. Однажды Паша познакомил меня с дочкой, которой очень гордился. При встречах мы говорили обо всем, большей частью, естественно, о политике, и я не помню, чтобы наши мнения в чем-то не совпадали. Иногда он звонил мне из прямого эфира, иногда я ему звонил в прямой эфир радио "Вести". Как раз по дороге туда его и взорвали.

Убийцами Паши в моей жизни пробита огромная брешь. А для самых близких — это просто конец вселенной. Я хотел бы их всех обнять и сказать слова соболезнования, которых не могу пока подобрать. Так все это тяжело, невозможно. Но умом я понимаю, что «невозможно» нам придётся оставить в той, довоенной, жизни. В нынешней жизни возможно все, и смерть - в первую очередь.

Вечная память Павлу Шеремету, дорогому моему товарищу, блестящему журналисту и человеку. Он был лучшим из нас, самым ярким из нас. Поэтому, думаю, его и убили.

Катерина Гордеева:

- Самое главное про Пашу — это его широченная улыбка. И хохот. Шеремет умел смеяться так громко, так беззаботно и заразительно, как, кажется, умеют смеяться только дети и те редкие взрослые, чья совесть чиста.

«Как ты, Паш?» — спросили мы с ребятами Шеремета почти сразу после того, как он ушел с Первого канала в 2008 году. «Как сбитый летчик. Но совершенно счастливый: больше не нужно затыкать себе рот потому, что боишься не получить зарплату», — говорил он, улыбаясь.

Павел Шеремет любил веселые компании, водку и матерные анекдоты. И совершенно по-детски верил, что мир можно изменить к лучшему, если говорить правду.

Иван Колпаков:

- Никаких слов нет, чтобы об этом говорить. Павла Шеремета взорвали в автомобиле. Не могу себе представить людей, которые это могли сделать, потому что это нелюди; и не имеет никакого значения, чей это «след» — российский, белорусский или украинский. Стыдно валить это на какую-то страну. Павел Шеремет был легендарным международным славянином, который говорил на всех наших языках — видимо, чтобы каждый был в состоянии его услышать. Это горе, горе для многих русских, белорусов и украинцев. Погиб большой, добрый человек; человек, которого мы, как и его друга Немцова, не всегда воспринимали всерьез — и потому не могли оценить его масштаб, пока он был жив. Невероятно, немыслимо, чудовищно. Очень горько. Прощай, Павел Шеремет.

Аркадий Бабченко:

- Ну вот убили вы политического журналиста Павла Шеремета, и что? Я не знаю, кто именно «вы», но - вот и что теперь-то? Какую опасность вы устранили? Что изменится?

Общественное мнение как-то поменяется? Что, свобода, которую он отстаивал, станет менее ценной в глазах тех, в чьих она является чуть ли не главнейшей ценностью? Диктатура, которую он ненавидел и с которой боролся - и у себя в Беларуси, и в России, и в вынужденной эмиграции в Украину - что, приобретет в чьих-то глазах какую-то привлекательность? Поменяется вектор развития страны что ли? Да, что-то мы лоханулись с этой Европой, давай, братцы, опять обратно под вассальство Московии - так что ли? Что, у кого-то в мозгах щелкнет выключатель и читатели и слушатели Павла, которые разделяли его мнение о том, что свобода, права человека, демократия, честный бизнес, конкурентноспособный рынок, независимые суды, гражданское общество, верховенство закона, равенство, антиклерикализм, антифашизм, достоинство, честь, честность, совесть - все то, о чем он писал и адептом и проповедником чего он бы - что, все это потеряет, что ли, в глазах людей свою ценность и они решат, что рабство, покорность, шовинизм, кумовство и воровство лучше что ли?

Вы зачем Пашу убили, уроды?

Константин Эггерт:

- Павел был довольно редкой птицей среди постсоветских журналистов. Он был человеком несомненно хорошо понимавшим и Россию, и Украину, и Белоруссию, но может быть именно поэтому он был европейским, а не российским, не украинским, не белорусским журналистом. Павел прекрасно видел контекст, в котором существует постсоветское пространство. Он никогда не позволял себе снисходить до того или иного народа. Говорить о том, что «москали» глупые или «хохлы» недоделанные. Он во многом видел Россию, Украину и Белоруссию как пространство с схожими проблемами – человеческими, экономическими, политическими, историческими, психологическими. Именно поэтому его творчество было компетентным, убедительным и одновременно человечным.

Павел верил в свободное будущее России, Украины и Белоруссии, не надевая при этом розовые очки. Он верил в профессию журналиста, считал ее очень важной для общества и при этом никогда не позволял себе задаваться по этому поводу. Шеремет всегда видел перспективу, с ним было интересно говорить о будущем. А еще Павел был почти безотказным коллегой. За довольно много лет знакомства с ним я может быть припомню единичные случаи, когда он отказался что-то прокомментировать или прийти в эфир. Павел Шеремет любил и уважал коллег. Вечная ему память.

Галина Тимченко:

- Паша. Когда-то сам позвонил и пришел в Ленту познакомиться. И потом всегда звонил сам: я в Москве, я в Риге, пойдем пообедаем, а давай-ка ты поедешь лекцию прочтешь, со мной весело. Да, и весело и комфортно. И в самолете договорится, чтоб сесть рядом. И не даст заснуть рассказами. И в Риге уже объяснял мне, какой ресторан лучше, какая гостиница самая тихая. И всучил мне блюдо с янтарным декором: "подарили, тяжелая зараза, куда я её в ручную кладь?" Я ругалась на его колонки, он отмахивался. В последний раз приезжал с Аленой, повел кормить самой вкусной телятиной. Неугомонный, многословный. И только когда говорил о том, как ему живется в Киеве, вспоминал тюрьму или читал лекции - становился серьезным. Как вообще такое возможно? (простите за глупые слова, но не могу поверить все равно).

Ольга Алленова:

- Паша был честен во всем. Он завязал с телевидением именно по этой причине. Для него никогда не стоял вопрос, можно ли за хорошие деньги работать на кого-то, кому не веришь. Он ушел в печатные СМИ, на голые гонорары, писал книги, преподавал студентам, ездил с лекциями по стране. Всегда был жизнерадостен и оптимистичен, даже в трудные для него минуты. Когда он появлялся в нашей редакции на Врубеля, все вокруг оживали — он на ходу хвалил встреченных коллег за хорошие материалы, делал комплименты женщинам, полушутя-полусерьезно провоцировал начальство: «Вас еще не закрывают?»

Несмотря на растущую и укрепляющуюся оппозиционность, он умел найти общий язык со всеми и был в этом похож на своего друга Немцова. Я видела, как он общался с послами, федеральными чиновниками, лидерами оппозиции на каких-нибудь журналистских или посольских мероприятиях — шутил, искрился, спорил. Люди вокруг него всегда улыбались.

Он мучительно решался на переезд в Киев. Мне казалось, для него это был разрыв с прошлым, с иллюзиями и надеждами. Я считала его отъезд неверным шагом. Я считала, что такие люди, как он, нужны в России. Но он был нужен и Украине. И он всегда жил так, как велело сердце. И всегда был свободен...

Светлая память.

Фото - facebook.com, svoboda.ictv.ua, ru.krymr.com, lenta.ru,

echoperm.ru, censoru.net, ghall.com.ua, novayagazeta.ru, pravda.com.ua