Украинский продукт vs российский контент, или Кругом одни юристы. Пьеса в трех актах с эпилогом
В прошлую пятницу законопроекты №3081-д и №2766, о которых я вам не раз рассказывала, были в центре внимания на круглом столе «Будущее российского продукта на украинском телевидении». Абсурдная тема (какое может быть будущее у официально запрещенного контента?) не помешала мероприятию состояться - во всех 50 оттенках так полюбившегося украинским продакшенам и телеканалам садомазо. Чтобы не нарушить целостности дискурса, я решила стенографировать для вас самое интересное почти без комментариев - они тут только картину замылят:
Но для начала, конечно же, немного закулисья - главные спикеры в ожидании. Нет ни Александра Ткаченко, ни высокопоставленных представителей органов власти
А нет, вот спешит руководитель «1+1 медиа»
За ним - почти опоздавшая, но все же успевшая вовремя Виктория Сюмар. А вот кто настолько опоздал, что вообще не явился, так это народный депутат Николай Княжицкий и министр культуры, он же ведущий канала «1+1» Вячеслав Кириленко
Акт первый.
Антон Онуфриенко из новой «Телекритики» открыл мероприятие, посвященное годовщине запрета российского контента, а также принятия в первом чтении проекта №3081-д и предстоящего второго чтения законопроекта №2766.
Виктория Сюмар (ВС): Присутствие российского продукта в украинском информационном пространстве мешает развитию украинского информационного продукта, поэтому я буду радикальной. Два года назад я была одним из главных инициаторов запрета российских телеканалов в Украине. Год назад мы приняли законопроект Княжицкого-Денисенко с моей поправкой, фактически запрещающей на украинском телевидении любой российский контент, произведенный после начала российской агрессии. Фактически, это санкция - то, чего требует украинское общество против российских товаров, российских компаний. Украина точно не имеет права допускать присутствие российского информационного продукта в собственном пространстве. Украина на Майдане сделала культурный выбор в сторону Европы, и это вопрос, который мы пытаемся решить законопроектом о квотах. Для меня это вопрос не о квотах даже, как таковых, а о несоответствии российского продукта европейским ценностям. Для России информационный продукт - предмет манипуляций и пропаганды, никак не соответствующий Европейской конвенции о трансграничном телевидении. Конечно, важно понять, как на фоне сокращения дешевого российского продукта запустить качественный украинский. Для этого ко второму чтению готовится проект №3081-д.
Евгений Лященко (ЕЛ): Я представляю не только телеканал, но и продакшен. Да, телеканалы столкнулись, как самостоятельно, так и законодательно, с органичениями на российский контент - впрочем, тогда законодательные запреты ни у кого не вызвали вопросов, потому как они были необходимыми и аргументированными. Запрет любого контента, который популяризирует силовые структуры государства-аргессора, и появления одиозных пропагандистов в эфире, совершенно нам понятен. Что же касается тотального запрета всего, вне зависимости от содержания, с этим мы не согласны. И не согласны были год назад, и много об этом говорили. Как представитель телеканала я бы хотел провести четкий водораздел между пропагандистским контентом и сугубо развлекательным. По моему мнению, нейтральный и интересный зрителю контент стоит транслировать, проявляя, конечно, контроль, чтобы он не предоставлял для аудитории угрозы.
Как телеканал мы изменили сетку вещания, инвестируем в «мыльный» продукт, в украинский продукт и закрываем тем самым пробелы. Поятно, что качество контента упало. Никакие ограничения не будут стимулировать собственное производство. Введение дополнительных ограничений и квот не поможет развитию собственного производства - мы об этом уже говорили год назад. В этом году у нас около 1000 часов собственного телесериального производства.
Антон Онуфриенко (АО): Так принятие запрета год назад помогло развить производство?
ЕЛ: Собственное производство мы начали развивать три года назад, и если бы мы этого не сделали, сейчас бы сетка канала «Украина» выглядела иначе, как и долевые показатели. Это собственные проблемы нашего продакшена, мы их решаем. Но давайте не смешивать в кучу квоты и запрет.
Запрет российского продукта был введен год назад, а квоты - это цензура, они говорят о разделении европейского (а также США и Канады) и неевропейского продукта. Но можно ли относить весь европейский и американский продукт к безопасному? Например, сериал «Государственный секретарь», в котором президент Украины - государственный преступник, развязавший Третью мировую, - он безопасный? Может, стоит вернуться к тому, что говорили год назад: контролировать не страну производства, а содержание пропаганды в продукте?
Не стоит забывать и о том, что мы работаем в условиях глобального рынка, и телевидение - не единственный источник информации для наших зрителей. Если проанализировать структуру смотрения, то станет ясно, что зритель уходит с эфирного телевидения. В Украине больше 5 млн зрителей нелегальных спутниковых тарелок, и фактор, который увеличил это количество - запрет российского контента. Эти люди смотрят НТВ и «Россия 24» без каких-либо ограничений - не только сериалы, но еще и новости, и ток-шоу - самое большое оружие в руках РФ. Так что мы хотим доказать квотами?
Третий вопрос, стимулирует ли меня такой закон как производителя? Нет. Он только лишает меня рынков сбыта и возможности привлекать инвестиции. Закон №3081-д стимулирует меня как продакшен, давая возможность развиваться. Закон о запрете российских сериалов меня регулирует, чтобы телеканал оставался в правовом поле и в рамках здравого смысла. Все остальное - от лукавого.
ВС: Так а в чем цензура квоты?
ЕЛ: Потому что...
ВС: Это абсолютно европейская норма, - не дала договорить Сюмар.
ЕЛ: Дело в том что...
ВС: В Польше есть такая норма, - снова перебила Виктория.
ЕЛ: Я думаю, что если мы хотим...
ВС: В чем тут цензура? Цензура - это когда запрещают что-то показывать. Вам же разрешают показывать все, что вы хотите, в рамках установленных квот. Если вы не понимаете смысл этого определения, лучше его не употребляйте.
Александр Ткаченко (АТ): Я бы попросил не смешивать идеологическую и экономическую составляющие вопроса. Если говорить об идеологии, то российские мастера кино и сериалов талантливо использовали архетипы новых героев новой России. Все помнят «Брат-2» и «Ты нам за Севастополь ответишь». Фактически, они вкладывали в мировоззрение как россиян, так и украинцев, образы с идеологической окраской.
Когда мы говорим об украинском производстве, то если речь идет о производстве в Украине сериалов для российского рынка, то речь продолжает идти о тех же образах, которые имеют спрос в России, а Украина становится вторичным рынком.
Когда речь заходит о деньгах, то продукт, созданный в кооперации в Россией, открывает доступ к большему рынку и стоит, например, $200 тыс. Конкуренция его внутри Украины с продуктом, созданным только для украинского рынка, не может быть честной, потому что вряд ли кто-то потратит столько денег на один эпизод сериала, который на другой рынок продать невозможно.
Но речь о том, что военное время требует новых героев для Украины. Мы снимаем сериалы, сознательно некоммерческие, которые создают украинские образы - «Столетие Якова», «Черный ворон». Вряд ли эти сериалы купят в России. Но в один мешок нельзя складывать вопросы идеологии и экономики.
Если мы видим, что по каналам нашей группы и группы StarLight есть резкое сокращение российского сериального контента, несколько десятков часов в год, то по другим телеканалам - в первую очередь, наших коллег из «Украины» - мы этого не наблюдаем. Поэтому когда мы говорим о цензуре, надо корректно использовать это слово. Если мы говорим про законопроект о поддержке кино, то его использование без закона о квотах приведет к использованию украинских государственных средств на копродукцию с Россией, исключительно. О каких корейцах или индийцах вы говорите? В первую очередь это европейцы.
Я не против сотрудничества с ведущими российскими продюсерами, они не отвечают за политику, которую ведет Кремль. Но квотирование сейчас своевременно.
Акт второй.
Сергей Созановский (СС): У меня вопрос, я хочу перейти в конкретику. Закон о квотах допускает сопроизводство с Россией? Сколько часов в эфире?
АТ: Насколько я понимаю, да, копродукция допускается. 30% с 7:00 до 23:00 - это где-то 6 часов (на самом деле 4,5 часа, - МН).
ЕЛ: Я процитирую: «в случае привлечения одного или нескольких юридических лиц-резидентов страны-агрессора, продукт не может считаться европейским или украинским». То есть если я захочу привлечь российского продюсера, инвестора или даже постпродакшен, то программа, которую я снимаю, не будет считаться моей?
ВС: А вы считаете, что это ваше собственное? Нет, конечно. Вы снимаете это в кооперации с государством-агрессором. Слушайте, закон очень простой, на несколько страничек. Кто хочет - почитайте, там все понятно. Там четкие формулировски. Да, четкая формулировка, которую вам нужно осознать: то, что вы делаете за деньги страны-агресстора, не является украинским.
ЕЛ: А если за свои деньги, но с привлечением...
ВС: Но в 30%, в 6 часов то, что вы делаете с россиянами - ставьте. Но не называйте это украинским.
СС: Во мне просыпается адвокат.
АТ: Душите его в себе.
СС: Не могу. Итак, произведенный с участием физических или юридических лиц страны-агрессора продукт не считается украински, не считается европейским. А каким он считается?
ВС: Там есть определение.
СС: Я не вижу в тексте. Есть закон о защите информационного телерадиопространства Украины, в котором есть четкие определения...
ВС: Я поняла ваш вопрос, - не дала договорить Сюмар. - Вы хотите знать, считается ли такой продукт российским? Нет, это совместный продукт.
СС: Я считаю, что нервов, претензий и волнений было бы меньше, если бы устранялись двузначности. Сейчас, если применить юридическую логику, продукт ничей. Он может быть отнесен к российскому, попасть под всяческие запреты...
ВС: Нет, он не российский, если произведен в Украине. Если нужно регулировать, что такое общий продукт, хорошо. Давайте четко формулировать, чтобы всем было понятно. Мы не враги. Коллеги, не надо считать, что мы хотим помешать вам заработать деньги. Мы, наоборот, хотим, чтобы вы зарабатывали деньги. Просто снимать нужно продукт на основе украинских ценностей, которые отличные от российских. Далее откроется программа «Креативная Европа» - полтора миллиарда евро на производство информационного продукта (на самом деле на определенных условиях, - МН).
Вы же признаете, что ограничение вам помогло, вы запускаете производство, давайте вместе искать пути, как развивать производство.
Сергей Трымбач (СТ): Пока что единственная разница, которую я вижу между российским и украинским сериалами - отсутствие украинских субтитров. И зритель у этого сериала гибридный.
Влад Ряшин (ВР): Бюджет сериала напрямую связан с рекламным бюджетом, который в прошлом году в Украине составил около $130 млн. Для примера в 2013 году он был более $500 млн. Все каналы убыточны и дотируются акционерами. В таких условиях произвести качественный продукт достаточно сложно, поэтому так важно запустить инструменты поддержки индустрии, чем и занимается законопроект №3081-д. Безусловно, этот закон в сотни раз важнее, чем любое квотирование или запреты.
Я приведу пример - новогодние мюзиклы. «Сорочинская ярмарка», например, бюджет которой - $500 тыс. Полностью украинское производство, режиссер Семен Горов, оператор Леша Степанов, композитор Константин Меладзе. И в те золотые для рекламного рынка времена телеканал смог инвестировать только $80 млн. Остальные деньги дал российский телеканал, который вошел в копродукцию. У кого повернется язык назвать этот продукт неукраинским?
Исключительно экономические реалии рынка диктуют количество и качество продукта. Я против обобщений и не считаю весь российский продукт мылом. Более того, и Саша (Ткаченко, - МН) говорил об этом: может ли украинский канал позволить себе снимать сериал по $200 тыс. за эпизод, по 8, 9 смен на серию? Да. Один в год, а в году - 52 недели.
Важный аспект законопроекта №3081-д - борьба с пиратством. Пират - романтическое название, но по сути это ворье, зарабатывающее на трафике. Этот аспект в сочетании с ребейтами и господдержкой - те три кита, которые могут стимулировать украинское производство. Ну, и состояние рекламного рынка - то есть разумное реформирование Закона «О рекламе», о котором почему-то никто не хочет говорить. А ведь существуют либеральные нормы, которые помогут рекламному рынку в такое тяжелое время.
АТ: Как производитель производителю. $30-50 тыс. - стоимость часа европейского продукта во многих странах. Если он будет соревноваться в эфире с продуктом за $200 тыс., очевидно, кто победит.
ВР: То есть ты предлагаешь насытить весь эфир продуктом за $30-50 тыс.? Да, в прайме европейских каналов стоят дешевые сериалы, новости, адаптации международных форматов и американский продукт. Своих качественных премьер у них не больше 2-3 в год. Наш продакшен сейчас снимает на английском языке в Португалии сериал «Мата Хари» - мы активно работаем с международным дистрибутором и как привлекать иностранные инвестиции, понимаем. Пока что речи о копродукции с Европой или США нет: именно «Мата Хари» - наше окно в Европу, и пройдут годы, пока мы докажем, что с Украиной можно иметь дело. Пока что мы для них - продакшены третьего сорта, и с нами нечего делать.
А пока мы тут дискутируем, Франция приняла уже 30-процентные ребейты.
АТ: И самые высокие квоты, благодаря которым в прайме нет ничего, кроме собственного производства.
ВР: Там есть квоты, да, но никаких поддержек США и Европы. 80% французского производства и 20% - всего остального. В Европе квоты, наоборот, были введены как метод борьбы с американским контентом. Европейские квоты были созданы как поддержка собственного производителя.
Я бы понял, если бы квоты в законопроекте №2766 поддерживали украинский продукт. Это была бы полная экономическая утопия, но мы бы поддержали нашего производителя. Но надо заложить экономический фундамент, о котором я говорил, иначе что 50%, что 80% собственного продукта превратятся в дешевое «мыло» и зритель уйдет с телевидения на другие платформы.
АТ: А ты бы хотел, чтобы Франция квотировала российского проивзодителя?
ВР: Я говорю о том, что французы вначале создали экономику, поддерживающую кино- и сериальное производство, а потом квотировали. Это не только моя позиция, но и позиция Украинской телеакадемии.
АТ: Не всей.
ВР: Да, один человек, Анатолий Ерема, не проголосовал. Хочу подчеркнуть, что есть кино хорошее, а есть плохое. И если оно несет в себе правильные человеческие ценности, то огульно его запрещать - глупо (например, сейчас наши телеканалы не могут показать фильм «Левиафан»). Как и «черные списки», которые - шаг в прошлое, а не в будущее. К счастью, здесь мы на одном поле со студией «1+1». Жаль, что за столом нет пана Кириленко, потому что вопрос УТА по «черному списку» задавался и ему.
Списки могут быть в СБУ и МВД, в них должны быть нарушители закона. А не «черные списки» Министерства культуры. Недавно Джеффри Пайет хорошо сказал, что «ловушка, в которую может попасть Украина, это вернуться в прошлое, играть в отражения и копировать поведение РФ».
СС: Юрист во мне все же проснулся. Мы начали с того, что были нарушения законодательства о запрете российского контента. Вот вы что имели в виду?
АО: Есть случаи, когда на телеканалах выходят продукты, маркированные как произведенные до 2014 года, хотя на самом деле они произведены после.
СС: Эти случаи установлены судом? Я вот как юрист хочу напомнить про презумпцию невиновности, и что если нет решения суда, нет и нарушения. Так что вопрос - к правоохранительным органам, почему они бездействуют. Я объясню, почему это важно.
Вот запрет российских телеканалов - это хорошо. Но спутник над Украиной как висел, так и висит. Минимум 5 млн зрителей через так называемого «горыныча» имеют доступ к российским каналам. Про интернет не скажу: любое количество российских каналов, не зачищеных от пропагандистских передач, - смотри сколько хочешь! Важно принимать законы, которые не просто написаны, а действуют.
ВС: Запрет каналов регулировался не законом, а решением суда!
СС: Правильно ли я понимаю, что завтра можно начинать транслировать «Первый», если нет решения судов?
ВС: Да разберитесь, вы же юрист. Будет решение суда. Вы сейчас манипулируете.
СС: Чем я манипулирую? Конкретным фактом? Виктория, мир немного меняется, коллеги с телеканалов не дадут соврать. Насколько в еженедельных рейтингах телеканалов выросла категория «другие»? В два раза? Это значит, что украинский зритель, несмотря на все запреты, развернулся в сторону того, что запрещено.
ВС: Предложения?
СС: Сейчас. Тема круглого стола - «Будущее российского продукта на украинских телеканалах». Российский контент уже год как запрещен, точка. Какое будущее? О чем мы говорим? Горит большой красный свет, со всех сторон еще и подсвеченный «черными списками» и прочими фонариками. Почему в нашей стране закон о поддержке национального принимается через год после того, как запрещено все?
ВС: Потому что в стране война.
СС: Неправда, это не объяснение. Если вы хотите, чтобы был качественный украинский продукт, поддержите его. А копродакшен бывает разный. Вот мы по голове получили за «Незламну», но ведь Святослав Вакарчук, формально запрещенный в России, звучал на украинском языке в эфире «Первого канала», а деньги, полученные от проката фильма, в том числе в России, Госкино использовало в том числе для стенда на Берлинале и проката национальных украиноязычных фильмов. Дело нужно делать, профессионально, качественно и последовательно, а не кричать: «Война». Почему запреты, а только через год - поддержка? Логики в этом нет. А насчет квот - можно обсуждать, это дискуссионный вопрос.
Друзья, как вы чай готовите? Вначале спичку достали, потом конфорку зажгли, потом чайник на нее поставили, потом выключаем, потом завариваем. Логика. А вначале запреты, потом, может быть, поддержка - это не логика, это цензура. Я, слава богу, не имею отношения к бродкасту, но я отлично понимаю ощущение беспомощности телеканалов перед лицом запрета при полном отсутствии преференций.
АТ: Напомню, чтобы запретить российский пропаганистский контент, понадобилось минимум полгода.
Акт третий.
Филипп Ильенко (ФИ): Вы все прекрасно знаете, какой это непростой путь, и я благодарен всем, кто имеет отношение к украинскому кино, которые почти все смогли объединиться вокруг конструктивной идеи #КiноКраїни. Критиковать задним числом, конечно, просто.
СС: Я не критикую закон о запретах, я пытаюсь объяснить, как все происходит. Есть определенные технические цепочки производства теле- и кинопродукта, которые занимают определенное время. Даже если прямо сейчас будет принят закон о государственной поддержке кинематографа, то понадобится время, чтобы он заработал. У телеканалов, при этом, бюджет эпизода - $30 тыс. Если они с такой суммой придут к польском телеканалу, им рассмеются в лицо. Или, как минимум, вежливо напомнят, что у них там с немцами копродукция.
СТ: Ничего подобного!
СС: Так покажите. Сделайте кейс. Расскажите об одной хотя бы копродукции с Польшей.
ЕЛ: На «Украине» в 2014 году собственное производство было 31% (в хронометраже), в 2015-м - 47%, в 2016 -м доля будет уже 57%. Это новости, ток-шоу, сериалы на русском и украинском языках...
АТ: У вас есть сериалы на украинском языке?
ЕЛ: Да, «Дежурный врач». Так вот, когда любой телеканал, включая наш, делает заявления - мы столько-то произвели, столько-то запретили, вы требуйте цифры. Все страны производства и хронометраж - открытые данные.
АТ: Мы готовы передать вам пальму самого патриотичного...
Ульяна Фещук (УФ): Сергей Созановский привел пример чайника... Мы все-таки живем в условиях, когда на нас пролили кипяток, и не было бы украинского производства, если бы мы не устраняли последствия. Что касается производства, действительно, дата выпуска фильма нелегко поддается определению. Мы живем в правовом государстве, и каждый факт нужно доказывать, в том числе и даты первого опубликования продукта. Если мы фиксируем такие нарушения, мы направляем обращение в Госкино - порядок наложения санкций Госкино находится на регистрации в Минюсте, пока он не принят.
Если речь о запрещенных артистах, то мы согласны, что 83 человека - это много, и что этот список должен быть вменяемым и утвержденным официально. Вывешенный список на сайте - это не официальный документ.
ВР: Да о чем вы говорите! Жерар Депардье: 300 фильмов, большинство из которых - классика европейского и мирового кинематографа. Валентин Гафт, Наталья Варлей, Валентина Талызина та же - угрожают национальной безопасности?
УФ: Я с вами не спорю, такой список должен состоять из, например, двух людей, которые нарушили законодательство Украины.
ВР: Правильно, но если нарушили, то против них должны быть уголовные дела, а не «списки». Мы «черными списками» только на весь мир позоримся. Более того, это не повод запрещать его работы и наказывать всех остальных членов съемочной группы, других актеров. Люди, которые нарушили закон, должны по закону отвечать.
УФ: Я - юрист, расскажите мне, как привлечь его к ответственности?
ВР: Я не оправдываю ни Пореченкова, ни Охлобыстина. Я призываю не путать экранный образ и актеров, которые его воплотили.
СС: Если говорить о Пореченкове, Ульяна - возбудили уголовное дело, приняли в суде решение, подали в международный розыск. Пускай он сидит в России, потому что при попытке пресечь границу с Европой его задержат и выдадут Украине. Другой вопрос, почему мы не хотим или не умеем этим заниматься, как принято в правовом государстве. Вот ответ по поводу нарушившего закон человека.
УФ: Мой месседж был в том, чтобы взвешено подойти к этому вопросу.
ВС: Я думаю, нужно отдельный круглый стол провести по поводу «черного списка».
ФИ: Вопрос списков действительно лучше пока отложить. Что же касается нарушений закона о запрете - да, украинские бродкастеры приносят нам все документы, заявления продакшенов, договоры с режиссерами, календарно-постановочные планы, все, чего душа пожелает, чтобы подтвердить, что дата производства продукта - до 1 января 2014 года. А проверять имеют право органы, которые могут вести следствия - мы такими полномочиями не наделены.
Виктор Приходько (ВП): Я не вижу ничего крамольного в ведении квот, но меня смущает, что механизмы, которыми их пытаются ввести,- советские, сталинские. Тут еще функции суда и следствия Госкино не хватает, или Нацсовету, этому репрессивному органу. Система прокаток, вы знаете, введена постановлением Наркома в 1936 году и исполняется в неизменном виде с того времени?
УФ: Почему это Нацсовет - репрессивный орган?
ВП: А объясните два предупреждения, которые вынесли «Интеру» безосновательно? За них понес ответственность кто-то в Нацсовете, или хотя бы извинился?
УФ: Почему два предупреждения? Одно! (на самом деле все-таки два, - МН).
ВП: И давайте запрещать не только артистов, а всех агентов страны-агрессора. Давайте вспомним всех, кто работал на КГБ, в правительстве, огранах власти и среди кинематографистов, в конце концов.
АТ: Давайте все-таки от вопроса люстрации перейдем к теме круглого стола.
СС: Коллеги, так пойдемте же снимать украинское кино, прекратим этот цинизм.
Вместо эпилога. Хотя круглый стол о «Будушем российского продукта» и охватил множество ответчиков, некоторые мои вопросы так и остались без внимания, поэтому с ними я обратилась к инициатору законопроекта №2766 Виктории Сюмар.
- Виктория, как я понимаю, основная претензия к закону Княжицкого-Денисенко о запрете российского контента с вашей поправкой - в том, что он не исполняется. А законопроект о квотах произван, по сути, решить эту проблему?
- Нет, вся суть законопроекта в том, что мы взяли на себя ответственность придерживаться европейских ценностей на телевидении, подписав Европейскую конвенцию о трансграничном телевидении. Этот проект - выполнение наших обязательств. Мы устанавливаем квоту европейской, США и Канады продукции, квоты для украинской продукции, что естественно.
- Я понимаю. Но ни в этом законопроекте о квотах, ни в любых других не предусмотрена схема выполнения его норм, которая смогла бы повлиять на ситуацию. Ведь прокатки все так же выдает Госкино по итогам работы практически бессменного Экспертного совета, телеэфир мониторит Нацсовет - все тем же аппаратом. За выполнением квот они будут следить в рамках все тех же полномочий - то есть с сомнительным успехом.
- Это будет основанием для санций для телеканалов.
- Так каких санкций? Нацсовет принял Положение о штрафах для телеканалов, нарушающих лицензию - но ведь квоты - это не условия лицензии. Госкино до сих пор не принял Положение о Штрафах, оно зависло на регистрации в Минюсте, но даже в случае его принятия, как показала практика, производитель готов предоставить любые документы о чем угодно.
- Мы не о том говорим. Если санкции не применяются - это вопрос к исполнительным службам. Механизм простой: компании, которые нарушают квоту, по результатам мониторинга Нацсовета становятся объектом обращения в Госкино.
- А если у крупнейших российских продакшенов есть юридические лица на BVI ли Кипре, и копродукция будет осуществляться с ними, как это будет мониторить Нацсовет или отслеживать Госкино? И попадает ли это, в конце концов, под квотирование?
К сожалению, мой последний вопрос остался без ответа - внимания Виктории потребовали другие журналисты. Предлагаю подумать над этим всем вместе.
Фото Кирилла Авраменко