Канны. День девятый. Ларс атакует!

11:20 20.05.2011 1

Ларса фон Триера едва не распяли за его шутки, которыми он бодренько швырялся на пресс-конференции, называя себя нацистом, и говоря, что Израиль — та еще головная боль. Выпада явно не поняли, хотя было очевидно, что это Ларс так шутит. Теперь он персона нон-грата в Каннах: говорят, выпустили даже специальную директиву, запрещающую мистера Триера пускать на какие-либо мероприятия фестиваля – отныне и навсегда. Еще давили на руководство фестиваля с тем, чтобы те сняли с конкурса «Меланхолию» (Melancholia), но вступился программный директор Тьери Фремо. Фильм оставили. Кстати его вечернюю премьеру бойкотировали, кажется, все американские звезды, за исключением снимавшейся в фильме Кирcтен Данст, которая вступалась за Триера словами «просто у Ларса такое мрачное чувство юмора, с которым поначалу трудно свыкнуться», и Джоди Фостер. Ну, она еще с «Таксиста» (The Taxi driver, 1976) обожает сумасшедших, а там вся съемочная группа была такой. А сейчас один Гибсон чего стоит?

 

В общем, Ларс, конечно, извинился перед фестивалем, причем буквально на будущий день. Написал, что, мол, никакой он не нацист и не антисемит, а его грубые высказывания были спровоцированы журналистами (извинения эти опубликовал SCREEN), но прощен не был. Говорят, что немедленно уехал из Канн в своем минивене. Весь этот скандал, кажется, таким тайным сговором, в котором кроме самого Триера замешано и руководство фестиваля. Вот в прошлом году ничего такого не случилось, плюс почти не было первой величины звезд, и фестиваль сочли провальным. Нужно же было как-то реабилитироваться.

Из-за скандала, вероятно, озверели и охранники, стоящи на входах в залы. Людей прессуют без разбора. Вчера завернули меня на одиннадцатичасовом показе из-за летней обуви. Век свой хожу на дневные показы во вьетнамках (в тридцатиградусную жару лучше обуви не найдешь), и ничего никогда не было. А тут вдруг «Cannes Film Festival is not a beach!”... Это такой фейс-контроль. Вот мол, такие как вы, потакают этому нацисту Триеру.  

Скандал, кстати, пока никак не отразился на коммерческой привлекательности проектов Триера: реализованное еще только на уровне заявки продолжение «Пяти препятствий», в котором Скорсезе, вроде, переснимет своего культового «Таксиста», купили уже два десятка стран. Какое тут  кинематографическое самоубийство, о котором пафосно ворчит Клод Лелуш?

За всем этим совсем забыли про Альмодовара, чей фильм «Кожа, в которой я живу» (La piel que habito), наряду с маликовым «Деревом жизни» (The Tree Of Life) и «Меланхолией» (Melancholia) проходит по ведомству главных номеров каннской программы этого года.

У Альмодовара, выходящего у нас где-то осенью, Бандерас играет влиятельного хирурга, у которого в автомобильной аварии сгорела жена, а потом сошла с ума и покончила с собой дочь.

Насмешник чуть меньше обычного, но прежний провокатор, гений эпизода, дизайнер экстравагантного стиля и, как он сам себя называет, убежденный феминист, - Альмодовар снова берет за основу заготовку мыльной оперы, до предела насыщая ее энергией, юмором, утонченным сарказмом и эротикой, и виртуозно смешивая жизнь, кино и фантастику.

Герой Бандераса разрабатывает новой тип кожи, устойчивой к огню и что-то там еще. В его подвале, оборудованном как корабль в «Космической одиссее» Кубрика, содержится почти голая девица, которая периодически увечит себя, чтобы потом быть залатанной хирургом-затворником.  В сюжет вихрем врывается безумный брат главного героя в костюме тигра, насилует девицу и так же стремительно выводится из сюжета несколькими выстрелами из револьвера. Есть, как в балабановском «Грузе 200», чувствующая недоброе мать хирурга и еще кучка его фирменных героев. Сюжетная головоломка раскрывается раньше обычного, из чего я делаю заключение, что Альмодовар снимал как-то без особого вдохновения. Но «Кожа…» никак не piece of shit, как его назвал один русский коллега в разговоре с американцем, выходя из зала. Это такое занятное кино с сильной патологической составляющей, напоминающее затертый от неприлично частого исполнения хит любимой группы. Но от того не менее желанный, когда дело доходит до его исполнения на бис.   

На пресс-конференцию, где его расспрашивали зачем-то, в том числе, про врачебную этику, Альмодовар пришел в безумного оттенка зеленой куртке.   

Вчера у фестивального дворца встретил несшегося куда-то с озабоченным видом Мишеля Гондри («Вечное сияние чистого разума», «Перемотка»), исполняющего в Каннах обязанности главы жури короткого метра. Там, говорят, явным лидером выглядит «Кросс» нашей Марины Вроды. 

Терренса Малика так никто и не видел, хотя все пребывают в полной уверенности, что он в Каннах. Таким подмигиванием режиссера можно было бы счесть звучащую в фирменной фестивальной заставке уже лет пять музыку к его «Дням жатвы». В рейтинге последнего номера журнала SCREEN, «Дерево жизни» по прежнему делит уверенное третье место вместе с гениально стилизованным «Артистом» (The Artist) Хазанавичуса.

В разговорах Малик продолжает оставаться главной темой, даже не смотря на скандал с Триером. Минуя равнодушных, его «Дерево жизни» разделило фестивальную общественность на тех, кому фильм очень понравился, и тех – кому не понравился вовсе.

Визг и хохот стояли на специальном показе документального фильма «Мир Кормана» (Corman`s world), где чествовали легендарного короля кино-мусора, взрастившего почти все поколение рок-н-ролла – от Николсона, Битти и Хоппера, до Копполы, Спилберга и Скорсезе. На показе, куда Корман пришел вместе с женой и Питером Фондой, одетым так, словно он снова на премьере «Беспечного ездока», со мной сидел молодой темнокожий американец, только что закончивший киношколу мэтра, где учат снимать кино за два доллара. «Мир Кормана» - документальная комедия, где Николсон рассказывает, как благодаря Роджеру впервые в жизни почувствовал себя кинозвездой, а Тарантино, толкая речь на оскаровской церемонии, где Кораману вручали награду за неоценимый вклад, называет его «главным кино-любовником планеты Земля».    



                                                                    Король кино-мусора)

В ХХ веке экзистенциальная проблематика, чувствуя неуместность, искусственность, беспомощность психологических эпопей, эмигрировала в низкие жанры, где и тогда и сейчас продолжает господствовать Корман. Все эти популярные слешшеры, и прочая продукция категории «B», включая андерсовскую «Обитель зла», своей жизнью обязаны двухкопеечным кормановским фильмам. Корман – тот самый сор, из которого растут цветы.