«Прибытие»: Филологическая дева, или Назад в будущее

«Представим себе индейку, которую усердно кормят каждый день, и которая убеждена в дружественном отношении к ней людей, – пишет Нассим Талеб в «Черном лебеде». – В канун Дня благодарения с индейкой произойдет нечто непредвиденное, она поймет, что ошибалась… Проблема в том, что то, что срабатывало в прошлом, может не сработать на этот раз, и тот опыт, который мы получили в прошлом, может оказаться бесполезным, или, что еще хуже, повести нас по неверному пути». Именно в этом и заключается феномен «черных лебедей» – совершенно непредсказуемых событий, играющих по своим правилам и имеющих масштабные последствия, из-за которых любое научное прогнозирование будущего в глобальных масштабах по сути является псевдонаучным.

Развал Союза – это черный лебедь, теракты 11 сентября – это черный лебедь. И первый контакт человечества с инопланетянами – это тоже потенциальный черный лебедь, который еще не произошел, но при этом теоретически вполне может произойти. Просто никто не знает и не может знать, где, когда и как: хоть через тысячу лет, хоть буквально завтра, хоть просто сейчас. И если это случится, все человечество окажется в положении той самой растерянной индейки: не в том смысле, что нам обязательно свернут голову (этого – как и обратного – мы тоже никак не можем предсказать), но в том, что весь наш мир, вся система координат и смыслов станет с ног на голову – и мы понятия не будем иметь, что со всем этим делать.

В «Прибытии» режиссер Дени Вильнев пытается смоделировать эту ситуацию и акцентирует именно на моменте поиска общих с инопланетным разумом смыслов.

В центре сюжета – лингвист Луиза Бэнкс (Эми Адамс), к чей помощи обращается американская армия, которая совершенно не может понять, о чем ей гудят и щелкают кальмароподобные гектаподы.

Их огромный корабль – один из 12 таких же по всему миру – приземлился в Миннесоте. Гектаподы не проявляют никакой агрессии – они вообще не делают ничего: лишь каждые 18 часов открывают вход в корабль, принимают очередную группу визитеров, безрезультатно пытающихся вступить с ними в контакт. Миссия Луизы и выданного ей в напарники физика Йена (Джереми Реннер) – отыскать или сформировать ту самую общую систему координат, в которой два совершенно чуждых разума могли бы начать коммуникацию.

Фильм Вильнева – настоящая ода «филологическим девам», гимн лингвистам и языку как способу формирования реальности. Одна из ключевых идей картины – в том, что каждая символическая система «перекраивает» нас под себя, изменяя даже на нейрофизиологическом уровне. То, на каком языке мы думаем, во многом определяет, какие мы.

Идея, кстати, далеко не такая фантастическая, какой кажется на первый взгляд. Несколько лет назад группа исследователей под руководством Лутца Янке (Lutz Jäncke) обнаружила, что у музыкантов мозг устроен и функционирует несколько иначе, чем у не-музыкантов. Даже начало изучения игры на музыкальном инструменте уже способно изменить нейрофизиологию мозга: в частности, «прокачиваются» области, ответственные за память, языковые способности, эмоциональную сферу. И, если что, Янке – не очередной «британский ученый», а известный швейцарский нейропсихолог, который входит в 1% наиболее цитируемых ученых мира, посвятивший исследованиям в области «Музыка и мозг» более 20 лет.

Так вот, если знание одного только «языка музыки» – чужого для многих, но все-таки человеческого – может так менять сознание, то что же с ним будет, если загрузить в него совершенно чуждую символическую систему? На примере Луизы, сумевшей в итоге дешифровать, выучить и принять инопланетный язык, Вильнев приходит к выводу, что сознание попросту станет совершенно другим.

Изучая язык гектаподов, Луиза понимает, что их мышление устроено иначе, чем наше: они воспринимают время нелинейно – не движутся по его оси из пункта «А» в конечный пункт «В», а словно живут в бесконечном сейчас, где наши понятия прошлого, настоящего и будущего сплетены в один живой клубок, где «все есть одно».

Приняв эту концепцию, Луиза сама в какой-то мере становится инопланетянином. И это – переломный момент, ставящий главную проблему фильма: а хотим ли мы знать будущее – свое личное, своих близких?

Готовы ли заранее знать, какой день станет самым страшным в нашей жизни? Согласимся ли остаться рядом с любимым человеком, зная, какую боль однажды это нам принесет?  И какой тогда вообще смысл, если все известно наперед?

Лента Вильнева не дает ответов, но задает достаточно вопросов, которые многим могут показаться слишком сложными.

Очень скромный как для фантастического фильма бюджет – всего $50 млн – должен был бы насторожить любителей «бабахов», но вряд ли кто-то особо обратит внимание на этот факт. Издалека «Прибытие» действительно кажется очередным космоблокбастером, но по факту же это – очень камерное, эмоциональное кино, которое куда ближе к «Солярису» (причем скорее к книге Станислава Лема, чем к фильму Тарковского), нежели к очередному «Дню независимости».

Здесь нет никакого акцента на вижуале – только необходимый минимум. А за атмосферу куда больше отвечает тревожная, гнетущая музыка и другие саунд-эффекты авторства Йоханна Йоханнсона, композитора, работавшего с Вильневым и над «Сикарио», одной из самых недооцененных картин прошлого года.

«Прибытие» – так, кстати, называется не только фильм Вильнева, но и первая глава романа «Солярис». Совпадение или нет, но это название выбрали для картины после фокус-групп, показавших, что изначальный тайтл – «История твоей жизни» (так же называется одноименный рассказ Теда Чана, на котором основано кино) – плохо воспринимается зрителями.

Хотя по сути оригинальный вариант был намного точнее, ведь повествование здесь идет от лица Луизы, рассказывающей всю эту запутанную инопланетно-земную историю своей дочери, чье рождение и смерть неразрывно связаны с Прибытием.

«Контакт означает обмен какими-то сведениями, понятиями, результатами… – писал Лем в своем романе о трудностях коммуникаций между разными формами жизни. – Но что, если нечем обмениваться? Если слон не является очень большой бактерией, то океан не может быть очень большим мозгом. С обеих сторон могут, конечно, производиться какие-то действия. В результате одного из них я смотрю сейчас на тебя. Может, твое появление должно быть пыткой, может, услугой, может, микроскопическим исследованием. Может быть, всем вместе или – что кажется мне самым правдоподобным – чем-то совсем иным... Не могу предвидеть того, что будет. Так же, как ты. Не могу даже обещать тебе, что буду тебя всегда любить. После того, что случилось, я ничему не удивлюсь. Может, завтра ты станешь зеленой медузой? Это от нас не зависит. Но в том, что от нас зависит, мы будем вместе. Разве этого мало?»

Такое вот странное кино получается – о черном лебеде и зеленой медузе.

P. S. А знаете, кстати, в чем самая большая странность? Несмотря на всю его сложность и «нудность», у «Прибытия» отличные рейтинги: 96% на Rotten Tomatoes и 8,5/10 на IMDB.

Фото - bhfilms.com.ua