Смерть как наживка
1Историю убийства-воскресения Аркадия Бабченко рано оценивать в каких-то окончательных терминах хотя бы потому, что она еще не завершена. Неоспоримое счастье, что она оказалась не тем, чем казалась вначале, и не факт, что нельзя было поступить как-то иначе, не разгоняя волну сознательной дезинформации на весь мир, не травмируя людей, которых известие о смерти журналиста тоже частично убило.
Насколько убедительными и далеко ведущими окажутся добытые таким стремным образом доказательства, и можно ли их было добыть иначе, без хайпа, шокированному миру еще предстоит оценить. Эта оценка может разойтись с авансами, которые украинская власть поспешила себе выписать. Уже по одной этой причине рукоплескания в адрес СБУ следовало бы пока попридержать, игра не окончена. Ладно, пусть будут рукоплескания, заказное убийство все-таки предотвращено, а вот бурные овации преждевременны.
Неоспоримо одно: противопоказанность людям войны. Если можно их не испытывать бесчеловечным образом, то лучше не надо, утешительных результатов не бывает. Этика мирных будней тут не работает, а этика войны, там, где она наработана, весьма экстремальна. При этом в практике войны остаются большие серые зоны, где вообще непонятно, как правильно поступать, чего можно, а чего нельзя ни в коем случае. Поступают, как получается, а потом оставшуюся жизнь стараются молчать о произошедшем и увиденном. Добавьте сюда пресловутую гибридность, еще больше все осложнившую, и завязанность гибридности на информационные эффекты, когда молчание исключается как опция.
Работа спецслужб по определению имеет дело с серыми зонами и сплошь да рядом замешана на этически проблемных моментах. Журналистика в этом отношении куда проще, хотя тоже порой вопросительных знаков больше, чем уверенных точек, в отличие от большинства других профессий, где люди работают с предметами, а не другими людьми.
А теперь представьте себе точку, в которой сходятся журналистика времен гибридной войны, активная работа спецслужб и в принципе неразборчивая политика в ее диком украинском исполнении: проблемность и этическая неопределенность просто зашкаливают. Случай с Бабченко именно такой, и можно только с тревогой и сочувствием наблюдать за людьми, которым в этой ситуации все ясно.
Бабченко же продолжает накапливать уникальный опыт. Его не раз могли убить во время чеченских войн, где он был солдатом, на других войнах, которые он освещал как военный корреспондент. Злые украинские десантники водили его на расстрел, и таких переживаний нет у самых тертых военкоров. Расплеваться с собственной родиной, утратившей совесть и стыд, - то еще экзистенциальное испытание. Почитать собственные некрологи не дано из смертных практически никому, а у него получилось.
Очень бы хотелось жить в мире, в котором Аркадий Бабченко с его запредельным опытом был бы невозможен. Но такая роскошь нам недоступна, и если уж Аркадий есть, то пусть будет жив, неуязвим и весел, хотя совершенно непонятно, как ему это удается. Угластый Бабченко от трения с окружающей действительностью высекает серьезные вопросы, и прочим людям с заурядной судьбой неплохо бы выполнить свой урок: попытаться их хотя бы сформулировать и задать себе. А там, глядишь, и ответы подтянутся. И нужно быть готовыми к тому, что они нам не понравятся. Мы себе не понравимся. Возможно, только так и возможно начало настоящего выхода из войны и возврат к миру, который не требует от людей заниматься противоестественным: постоянно примерять смерть к себе и другим и взвешивать ее цену.
Фото - svoboda.org
4
