Продюсер новостей Виктория Бутенко о номинации на Emmy, работе с Сергеем Лойко и иностранных журналистах в Украине

Помните, я рассказывала вам, что украинский продюсер Виктория Бутенко номинирована на Emmy за сюжет о Майдане? Как считаете, могла я с этой украинкой-продюсером не поговорить? Правильно, не могла. И любопытство мое подогревал не только факт номинации соотечественницы на престижную премию, но и ее профессия. Продюсер новостей – это, согласитесь, для многих наших соотечественников какая-то неведомая штука.

– Я действительно часто сталкиваюсь с тем, что люди не знают и не понимают, что это за профессия такая, – честно призналась мне Виктория. – Узнав, что я – продюсер, мне, например, как-то предложили продюсировать певицу. Или спрашивали: «А какой вы фильм спродюсировали, на  каких он был фестивалях?».

– Как же вы встали на эту стезю?

– Случайно. Я закончила Могилянку по специальности «социология и политология», потом изучала в Америке государственную политику и социологию, сейчас закончила магистратуру по государственной политике. Многие мои соученики, кстати, тоже работают в журналистике в том числе.

А в 2003 году – я была еще студенткой – кто-то из западных журналистов приезжал в Украину, и ему нужен был переводчик. Так что начала я как переводчик, потом росла, росла и вот... доросла (улыбается).

Начинала я с принта, причем сразу с иностранных СМИ – с нашими никогда не работала. Первыми моими клиентами были Los Angeles Times. Потом закончила образование, набралась опыта, и мой фокус сместился на телевидение.

- А как вас находят клиенты?

- Это такой рынок, где ты находишь клиента только по рекомендации. Если у тебя есть хорошие отзывы, тебя рекомендуют, потом рекомендуют дальше… Есть, конечно, базы данных, но по ним звонят раз в полгода и то, в основном, с неинтересными предложениями. Поэтому все мои клиенты нашли меня по рекомендации.

Для меня очень важно чисто по-человечески ставить себя на место иностранного журналиста, попавшего в Украину. Даже если он не твой клиент, и тебе за это не заплатят. Этому меня научил год, проведенный в Америке. Ты приезжаешь на новое место, и у тебя просто все новое. Люди, которых я встречала, мне так помогали, что я для себя решила: буду вспоминать себя в тот момент и всем помогать. Даже если они потом меня не вспомнят.

Был у меня даже случай, когда я проект не вела: не получалось по срокам. Но, зная, что команда сюда едет, просто решила им помочь, подсказать, на что обратить внимание, к кому обратиться. И вот, спустя годы, мне позвонили с BBC. Мы чудно поработали, все остались довольны. А потом я поинтересовалась: «Откуда вы обо мне узнали?» – «Вот от команды того проекта». – «Так я же их в глаза не видела!». – «А вот они вас рекомендовали».

– Объясните для «чайников»: что входит в обязанности продюсера новостей?

– Все. Вот приезжает в Украину человек, который тут никогда не работал, ничего не знает, языка не знает, а ему надо вечером сдать материал. Все остальное – ваши проблемы.

Пик нагрузки – когда журналистов сюда отправляют в командировку. Я всегда привожу такой пример: у западного журналиста есть время только собрать вещи, он в этой стране никогда не работал. Он садится в самолет и проводит там 10 часов без связи, прилетает, и через полчаса у него эфир или репортаж для печатного издания. И ты за эти полчаса должен дать ему все вводные, сказать, что для его издания либо канала может быть интересно, организовать людей, которые ему могут быть полезны, организовать видео либо фото, источники – то есть, дать ему все, чтобы он включился в работу и тут же сдал материал. При этом нужно держать в голове, какой формат у этого канала или издания, на какую аудиторию они работают. Это все нужно учитывать, чтобы попасть в точку.

У меня реально был случай, когда самолет с корреспондентом опаздывал, и это мне тоже нужно было учесть и подготовить все к его приезду. В результате журналист снял куртку, взял микрофон и вошел в кадр – все было уже организовано... Даже такие ситуации бывают, к этому нужно быть готовым.  

А недавно один канал, который делал проект в Украине, попросил меня написать все маршруты эвакуации из тех точек, где у нас были съемки. Я им объясняю: «Вы знаете, маршруты эвакуации – там, где не стреляют». 

Бывало, для того, чтобы не заниматься постоянно переводом между журналистами и водителями, я сама садилась за руль. У меня была большая машина, в которую все помещалось. На западе это нормальная практика, когда кто-то из съемочной группы садится за руль. Для нас это было новшеством, я этого очень боялась. Ну, ничего, оказалось, очень даже комфортно. Мне так работать было удобнее, чем искать водителей.

То есть, единого списка должностных обязанностей нет. Все строится на твоем опыте, контактах, умении построить, изложить, перепроверить, организовать, знать все, что связано со спикерами. Обязательное требование прямых эфиров – чтобы спикер был англоязычным. Плюс вы должны понимать, что ваш клиент не всегда будет мегаопытен в каких-то логистических вопросах за границей. Да и культурную разницу всегда приходится объяснять и учитывать.   

–  Вас ведь этому всему фактически никто не учил. Пришлось, наверное, учиться путем набивания шишек?

– Конечно. Особенно сложно в регионах. Я всегда плюс-минус знаю, чего ожидать тут, а в регионах реже общаешься со спикерами. Поэтому можно договориться об интервью, приехать и столкнуться с тем, что человек не дает вам того, что вы от него ожидали. Либо история оказывается не такой, как вам предварительно рассказывали. А у международных корреспондентов один из главных ресурсов – время. Он не может снять эту историю завтра, не может ждать, пока кто-то отгуляет выходной, отпуск, еще что-то.  

Бывает, приезжаешь куда-то далеко, и оказывается, у тебя нет разрешения на съемку. А бывает, ты недопонял клиента. Самый большой провтык у меня был в Чернобыле: оказалось, что журналисту нужен был доступ к взорвавшемуся реактору, накрытому саркофагом. А мне это даже в голову не могло прийти! Эта ситуация меня в результате многому научила. В частности, тому, что всегда нужно переспрашивать: точно ли мы все поняли.

Я тогда и представить себе не могла, что кто-то хочет войти и поснимать внутри реактора, который взорвался, залит непонятно чем, где внутри разруха, темнота и т.д. А он, оказывается, хотел именно этого. В результате нам дали доступ к соседнему реактору – такому же. Подвели к стенке, чтобы можно было сказать: вот за этой стеной - Оно! Мы потратили время на дорогу, отрывали от работы сотрудников, время которых надо уважать... Это, наверное, был самый большой мой фейл. Но и большая наука: теперь я всегда переспрашиваю.

- А у вас к клиентам есть свои требования?

– Они должны очень четко ставить задачу. Помню случай: меня попросили помочь в расследовании дела одного европейского чиновника, который хвастался своими лоббистскими успехами в Украине. Мол, он пробил тут какой-то закон. Они прислали запрос: вот такие нам нужны подтверждения и информация. И я это все «копала». Все, что меня просили найти, я нашла, что не нашла – объяснила, почему это невозможно найти. А потом, увидев материал, поняла, что мне неправильно сформулировали запрос. Если бы я знала контекст, работала бы совсем по-другому. И я вернулась к расследованию, перерыла все и поняла, что человек просто наврал. Они искали подтверждение фактам его встреч и т.д., но не ставили под сомнение его слова. А оказалось, что этот большой европейский чиновник просто врал, и у него не было никаких лоббистских успехов в Украине. Это все был блеф, которым он пытался к себе привлечь клиента. Чтобы доказать это, понадобилось в два раза больше времени, работы с базами и т.п.

Так что запрос важно слать, объясняя контекст.

- Наверняка в вашей работе нужно обладать навыками психолога - попробуй найди с каждым общий язык.

- Был у нас сюжет с одной русской диверсанткой, задержанной в зоне АТО с огнестрельным оружием. СБУ утверждала, что есть запись ее переговоров, где она признается, как стреляла. Но от интервью женщина категорически отказывалась. Частично ее мотивы были в том, что этим она навредит своей семье.

Очень интересная барышня: около 200 приводов, две судимости… Нам разрешили поговорить с ней без камер. И, слово за слово, я нащупала ее «слабое место»: ей очень хотелось обратить на себя внимание, а то ей казалось, что ее уже забывают. И в результате, надавив на эти «слабые места», мне удалось получить ее согласие на интервью.

Договариваясь с людьми о разговоре, всегда нужно учитывать их ситуацию. Как, например, договариваться с людьми, у которых кто-то умер? Для них что, важнее всего дать вам сейчас интервью? Нет, конечно. Приходится искать подходы. И ты сталкиваешься с таким спектром эмоций! И действуешь, конечно, в рамках человеческой порядочности. Понимая, что на камеру потом человек должен говорить тебе осознанно.

– Кто, вообще, ваши клиенты?  

– Ну, с LA Times сотрудничаю до сих пор. После них был Wall Street Journal. Первым телеканалом был NBC – с ними я работала, начиная с Оранжевой революции. Был фотопроект, который пошел в New York Times. Работала я и для National Geographic, Reader`s Digest, The Guardian, Observer, Sunday Times. С CNN сотрудничаем давно и плотно. С BBC делала несколько проектов. Они кстати, очень большие! У них огромное количество проектов, которые не пересекаются, так что с ними всегда интересно. Они умеют удивить.

Я рада, что именно мои клиенты были первыми, кто выдал информацию по сбитому «боингу», по десантникам в Луганске. Но не хочу, чтобы сложилось впечатление, мол, я – какая-то уникальная, умею то, чего другие не умеют. Я знаю многих людей, которые лучше меня в этой сфере. У нас ведь не одна я работаю с иностранными СМИ. Есть нескольких коллег, которые сотрудничают с другими каналами, и никакой конкуренции у меня с ними нет. Более того: несколько человек именно я привела на эту работу.

– Расскажите о сюжете, за который вы, собственно, номинированы на Emmy.

– Ну, это был не один сюжет: номинирована работа за 20 февраля, причем работа командная. Офис у меня, как и у многих иностранных телекомпаний, был в гостинице «Украина». Все команды, кому удалось взять номера, жили там.

Причем я забронировала номер еще до того, как поступил запрос от канала. Это – опыт, приобретенный во время Оранжевой революции: если происходит что-то, что, как вы понимаете, будет в фокусе мировых СМИ – сразу думайте о локации. Еще группы сюда могут не доехать, но вам уже нужна локация.

В тот момент самой удобной локацией был отель «Украина»: там есть определенный номерной фонд, хорошие балконы, на которые можно выходить, большой фон. Причем балкон не должен находиться слишком высоко или слишком низко, он должен открываться, и эти же номера должны быть пригодны для использования под воркспейс. Для многих каналов это стало их рабочим местом практически на месяцы. Но только у тех, кто пришел первым, были большие балконы с правильным видом, а у тех, кто пришел вторыми, были маленькие балконы, и оператору было сложненько сделать кадр.

Второе, что вы начинаете делать сразу же – сбор материала. Что примерно можно будет делать, кто вам для этого нужен? Может, нужно сразу же искать ПТС? Вам нужно понимать, есть ли к месту съемки доступ машин, потому что у вас будет куча оборудования, можно ли его будет завезти или придется тащить, как далеко тащить, где вы найдете место для ПТС… Параллельно делаете контентную часть: собираете материал, договариваетесь со спикерами, узнаете о возможности интервью.

Очень важно, чтобы те, кто вам помогает в работе, понимали, какая вам нужна специфика подачи информации, в каком разрезе подавать статистику.

– Как вспоминается тот день, 20 февраля?

– Помню, я шла на работу, и было уже очень страшно: в районе Институтской - пустынно, через «Глобус» уже нельзя пройти. Помню это напряжение в воздухе... Второе воспоминание: лифты не работали, связь была с перерывами, приходилось бегать вверх-вниз по лестницам.

Как-то спустилась в момент, когда заносили погибших, но их еще не накрывали. И вошел отец, который искал сына. В этот момент у меня как у человека внутри все перевернулось. А как профессионал я сразу подумала, где можно найти оператора. На свои эмоции себе можно было позволить ровно одну секунду. Да и ту нельзя было.

Потом, помню, как вела на эфир Ольгу Богомолец. А лифт же не работал, и она просто физически падала. Провожая ее вниз, я взяла какой-то банан, который у нас там лежал. Она так удивилась: «О! Еда?» Помню, как отец Устима Голодюка стоял над телом сына – этот  кадр потом стал классическим для иностранных СМИ. Помню, что, когда у меня закончилась смена, я минут 5 не могла выйти на улицу: меня просто трясло…

И у каждого члена съемочной группы эти воспоминания свои. У нас ведь только продюсерская группа состояла из трех человек. Так что на Emmy, повторюсь, номинирована огромная команда.

– Сейчас иностранные журналисты активно ездят на Донбасс... Кто и как там обеспечивает их безопасность?

– Во-первых, большинство западных журналистов по условиям страховки еще до поездки должны пройти специальный тренинг. Так что они понимают, как действовать в той или иной ситуации. 

Второе – у них, в основном, есть страховки. Компании, которые могут себе это позволить, дают съемочным группам людей, которые знают, как реагировать в определенных ситуациях. Даже если нужно физически кого-то прикрыть. Ну и плюс свой собственный опыт. Я сталкивалась с тем, что у них должен быть перечень ближайших больниц, путей эвакуации, контактных лиц, к которым можно обратиться. Ну и понятно, что любой иностранный журналист, который здесь работает, находится в постоянном контакте со своим посольством.

Я сама не проходила вот этот курс работы в горячих точках, но он достаточно большой.

– В том, что Сергей Лойко попал в Донецкий аэропорт, есть ваша заслуга?

– Я была удивлена, когда Сережа обратился с такой просьбой. Определенный период мы с ним даже спорили на эту тему. К тому же, ему первоначально отказали: тогда туда вообще никого не пускали. Насколько я поняла, там уже был кто-то из украинских журналистов, и он то ли выдал какую-то позицию, то ли какую-то информацию военного характера, которая не должна была попасть в эфир… В общем, журналистов в ДАП больше не пускали. А потом мы случайно вернулись к этому вопросу, потому что я нашла человека, который согласился помочь, чтобы Лойко взяли с собой. Думаю, тут сыграло роль то, что для него это была двадцатая с чем-то командировка на войну. Он – очень опытный в этом плане человек, и вызвал доверие людей, в чьей компетенции было дать разрешение.

Сережа звонил мне из аэропорта: связь то была, то пропадала. А когда вернулся, сразу же заболел всем пакетом простудных заболеваний, которые только могут быть у человека.

Кстати, он ведь эту фотогалерею киборгов не собирался делать. Это не было его редакционным заданием, так что он спокойно отдал ее всем СМИ, которые были в этом заинтересованы.

– Как вы стали сотрудничать с Лойко?

– Мы сначала пару раз общались по телефону по каким-то рабочим моментам несколько лет назад, а потом – в начале Майдана. В отличие от многих других моих клиентов, Сергей – русскоязычный. Так что фактически у него не было преград для работы здесь. Я только подсказывала ему, где могут быть интересные точки, как добавить интересную краску в материал, где взять людей, с которыми нужно пообщаться. Организация работы, конечно, была на мне. Но сам Лойко достаточно самостоятелен.

Мое имя есть в его материалах, получивших награду, потому что какой-то свой вклад я внесла.

– А в работе над книгой вы ему как-то помогали?

– Ну, он присылал мне какие-то материалы на отзыв. И в каких-то моментах мы с ним тоже долго спорили. Он даже сказал: «Ты меня только критикуешь!» – «Так я же помогаю!».

Книга – художественная. Все, что касается войны, основано на реальных событиях и фактах. Но имена людей, ясное дело, изменены. У Сергея было очень много военных консультантов – в том числе из киборгов. В любом случае, это явно не моя специфика. Я могла, разве что, сказать: «Вот этот герой такого бы не произнес». Но есть же автор произведения, и не мне ему указывать.

Наверное, сказывается, то, что Сережа все-таки американский журналист, и какие-то вещи у него выходят так по-американски! Я это замечаю, а для него это в порядке вещей.

Думаю, многие люди ожидают, что эта книга будет документальной. Я даже жду, что скажут: «Это вообще не то, что мы ожидали!». Потому что она художественная. Там есть любовная линия, военная. Какие-то образы основаны на реальных, но при этом вымышленные. И вот к этому, наверное, аудитория не готова.

Было тестовое чтение, и зал плакал. Так что эмоцию книга вызывает. Как сказал мой знакомый: «Она выбила мою жену на неделю».

Мы решили, что вместо обычной презентации сделаем открытое чтение, куда смогут прийти все желающие. И поговорили с издателем: ценовая политика будет очень демократичной – пусть даже за счет бумаги и обложки.

Голливуд уже ведет с Лойко переговоры об экранизации книги. Они, собственно, заинтересовались материалом еще на этапе статей.

- Вы работаете только с иностранными СМИ. Получается, у нас эта профессия не востребована?

– Не то, чтобы у нас не было продюсеров новостей. Но мы говорим об усилении продюсерской службы. Тут не нужны никакие эксклюзивные навыки, зато работа продюсера новостей экономит кучу времени.

Конечно, не могу советовать или не советовать. Но, думаю, журналисты от услуг продюсера как минимум не отказались бы. Знаю, многие мои коллеги с украинских каналов были бы рады, если бы у них было больше поддержки от продюсерской службы: не 2-3 продюсера на ньюзрум, а гораздо больше. Они были бы рады, если бы с ними на большие ответственные включения выезжал продюсер. Потому что ситуация, когда у тебя включение по телефону, а тебе на него тут же звонит твоя же редакция, абсолютно реальна! Конечно, если у канала один выпуск новостей вечером, можно обойтись и без продюсера. Но если нагрузка большая, продюсирование просто улучшает качество продукта.

Не знаю, как вам, мне разговор с Викой был невероятно интересен. Думаю, телеканалам к ее советам стоит прислушаться. Если уж мы идем в Европу.

Фото Кирилла Авраменко