Шершавый язык ненависти

11:06 23.07.2015 1

В контексте нынешней войны на востоке Украины во всех ее формах – горячей, политической, информационной – отмечается обостренное внимание к проблемам языка. Здесь и отношения русского и украинского языков в разных аспектах: от исторического первородства до лингвистического превосходства. Здесь и различные предложения по реальному укреплению и продвижению украинского языка в Украине. Здесь и проблема того, что сегодня принято называть «язык ненависти», он же hate speech (используются также варианты язык вражды, риторика ненависти и т.п.).

Одним из свежих примеров, связанных с языком ненависти, стал эксперимент, который провели известный российский блогер Антон Носик и редактор сайта «Медуза» Султан Сулейманов. Они попробовали спровоцировать Фейсбук, проверяя, забанит ли их Цукерберг за употребление слов «чурка» и «хохол» в разных контекстах, включая цитату из Пушкина.

Независимо от результатов эксперимента и от редакционной политики Фейсбука, я решил разобраться в феномене языка ненависти – не на уровне высокой лингвистики и социальной психологии, а популярно и доступно.

О чем речь

Начнем с официального определения. Дефиниция – вещь важная. Но и с ней можно обходиться по-разному. Помню, как во время учебы на филфаке мой старший товарищ кратко объяснил мне, что изучает практическая стилистика. Все просто, сказал он. Стилистика – это наука о том, что нельзя в одном предложении смешивать слова разных стилей. Например: он воссел на троне и перднул.

Примерно так же можно пояснить и суть языка ненависти. Согласно официальному определению, это языковые средства, оскорбляющие людей или группы людей по расовому, этническому, гендерному, религиозному признакам, а также по состоянию здоровья и сексуальной ориентации. То есть, просто говоря, называть людей черномазыми, жидами, пидорасами, дебилами и т.п. это значит применять язык ненависти. На уровне бытовом это плохо, а на уровне официальном – недопустимо и в идеале должно быть наказуемо.     

Однако понятие «язык ненависти» часто трактуют в более широком смысле, включая сюда тезисы и тексты, направленные на разжигание ненависти, призывы к насилию и дискриминации и прочим нехорошим вещам.

Прежде, чем сузить спектр нашего исследования, обозначим такой интересный и богатый аспект, как использование языка ненависти в политической пропаганде. Сегодняшние бросания терминами типа «хунта», «пятая колонна», «заокеанские покровители» не могут не напомнить о пассионарных временах, когда в ходу были такие образы, как «кровавая гидра контрреволюции» или «Изменников Родины расстрелять как бешеных собак!» Разумеется, язык ненависти, старый как само человечество, процветал в разные эпохи в разных странах. Чтобы не углубляться в океан примеров, вспомним хотя бы чудный термин времен франко-прусской войны «жидо-боши» или лозунг китайских хунвэйбинов «Уничтожим врагов председателя Мао! Разобьем их собачьи головы!»

Отдельным пунктом следует отметить такую позицию, как обычное хамство, которым не брезгуют журналисты. Как российские («шестидесятисемилетняя старушка Хиллари Клинтон», сайт newsland.com), так, к сожалению, и наши («грузин» о Саакашвили на «Плюсах»). Это тоже язык ненависти в чистом виде.

На войне, как на войне

Но фокус нашего внимания сосредоточен на феномене актуальных для нас, свежих терминов, связанных с войной в Донбассе и аннексией Крыма. Ситуация провоцирует народный креатив. Нельзя сказать, что на этом участке информационной войны Украина лидирует. Конечно, наши хлесткие термины ватники, колорады, пуйло – жгут и доставляют. Однако и российская сторона не отстает и берет количеством: укропы, свидомиты, правосеки, бандеровцы, хунта, фашисты и т.д.

Безусловно, взаимная соседская нелюбовь между русским и украинским народами существовала давно и породила свой лексикон ненависти: москали, кацапы, хохлы, салоеды – недостатка в ласковых названиях не было. Даже сами языки двух братских народов имели свои эмоционально-окрашенные обозначения: наша мова «солов’їна», а ихняя   «псяча», мы их язык называем «угро-финским наречием», а они нашу мову «телячьей или говяжьей».

Но в ситуации войны традиционные обидные слова оказываются уже недостаточно оскорбительными. Поэтому, отмечает российский лингвист, профессор Максим Кронгауз, и происходит такая креативная работа, придумываются «укропы» с одной стороны и «ватники» с другой. «Когда стирается оскорбительность, требуется более сильное слово, - говорит ученый. - Мне как лингвисту скорее как раз это интересно, потому что вообще оскорблений-то много, и мы их всегда используем, это вообще одна из важнейших потребностей человека, иметь набор брани. Важно, зачем мы это делаем, зачем нужна конфликтная коммуникация. У нее много может быть разных функций, но есть две противоположные. Первая: мы ругаемся, для того чтобы выпустить пар, не передраться и не перестрелять друг друга. А вторая – мы ругаемся для разогрева, чтобы потом начать убивать. Это два вектора».

С чисто лингвистической точки зрения, новые обидные прозвища опирались на разные смысловые основы. Термин «ватник» восходит к традиционной одежде простого русского люда, а «укроп» является производным от названия «украинец», привязанным к случайно совпавшему по звучанию растению. По этому принципу образованы, например, прозвища «китаеза» или «негритос».

Дело ведь всегда не в собственно словах, а в контексте и конвенциональности их употребления. Человек надел ватник – нейтрально. Человек рассуждает как ватник – оскорбительно. Близкий пример: мой текст на этом блоге под названием «Цвета шоколада», посвященный хамству московского журналиста, назвавшего встречу Обамы и Порошенко «встречей двух шоколадных президентов». Даже сладкое слово «шоколад» в определенном контексте может стать атрибутом языка ненависти.

Если включить юмор

Язык – живое, постоянно развивающееся явление. То, что раньше было приемлемым или даже литературным (жид, негр) со временем становится бранным и оскорбительным. Это в порядке вещей.

Обратим внимание на один важный момент в теме. Это юмор. Изначально как бы обидное прозвище при наличии здорового юмора можно адаптировать и обыгрывать. В свое время так сделали болельщики футбольного клуба «Шахтер» (Донецк) с прозвищем «кроты», когда смешная фигурка крота стала неформальным символом клуба. То же фактически сделали украинцы со словом «укроп».

Максим Кронгауз приводит анекдот: старушка продает укроп, пробегающий мимо украинец говорит «своих не едим!» «Юмор разрушает оскорбление, - отмечает Кронгауз. - Юмор – очень важная стратегия, помогавшая разрушать еще советский официоз».

Именно в плоскости юмора возникли такие термины как «жидобандеровцы» и «вышиватники». Термин «жидобандеровцы», как отражение феномена активного участия евреев в Майдане и украинском сопротивлении российской агрессии, был призван своей парадоксальностью ломать стереотипы, навязываемые российской пропагандой, и вызывать разрыв шаблона у тех, кого называют «ватниками». Что же до слова «вышиватники», то это остроумная рефлексия на «ватников» уже в применении к не в меру ретивым национально-озабоченным украинским гражданам. Где точно так же обыгран атрибут национальной одежды. Кстати, этот термин многими воспринимается негативно, в основном – как раз от дефицита юмора и самоиронии.

В своеобразном креативе нельзя отказать и нашим российским оппонентам. Термины «Гейропа» или «Пиндостан», обогатившие язык ненависти, не лишены остроумия.

Все сгодится, чтобы оскорбить    

Факторами языка ненависти могут быть не только слова, но и жесты. Пресловутый банан, который болельщики показывают чернокожим спортсменам, является расистским жестом, намекающим на то, что чернокожие недалеко ушли от обезьян. И, кстати, в отличие от цивильного общества, где законы в отношении языка ненависти работают крайне слабо, в мире спорта за подобные вещи карают строго и скоро.

Факторами языка ненависти контекстуально могут стать даже предлоги или знаки препинания. Пусть и не так сильно в плане оскорбления, но тем не менее, знаменитое «на Украине» или «в Украине» становится маркером отношения говорящего к нашей стране. Апелляции к традиционным грамматическим нормам русского языка не выдерживают апелляции к элементарной политкорректности: времена изменились, не грех и в языке кое-что подправить. Так же болезненно реагируют крымские татары на написание слова «крымскотатарский» через дефис, что по сути означает Крым – отдельно, а татары – отдельно. А на самом деле это из той же грамматической оперы, что и сельскохозяйственный, трубопрокатный или бракоразводный. Казалось бы – мелочь, а есть вопросы, где мелочей не бывает. Если мы люди, конечно.

Язык ненависти впитывает и адаптирует самые разные источники. Одним из них является литература. Например, прозвище «дядя Том» в США, восходящее к весьма позитивному герою «Хижины дяди Тома», в среде афроамериканцев было крайне оскорбительным, поскольку означало покорного негра-холуя.

Хочу добавить, что слова из языка ненависти нередко уходят в историю вместе с событиями, которые их породили. В качестве примера приведу прозвище «фрицы» в отношении немецких солдат в годы Второй мировой войны, введенное в оборот Ильей Эренбургом. Уже много лет практически никто не оперирует этим некогда чрезвычайно популярным термином. А сами немцы после долгожданного воссоединения Германии произвели на свет прозвища «осси» и «весси», которыми обзывают друг друга жители Восточной и Западной Германии.

Мир языка ненависти обширен и разнообразен. Чурки и звери, гречкосеи и галушкоеды, лягушатники и макаронники и даже овцеебы – чего в нем только нет. Что же с этим делать? Формальное противодействие пока работает не очень эффективно. Здесь необходимо четкое разделение сферы официальных СМИ, интернет-активности, публичных выступлений и бытовой сферы. На всякий роток не накинешь платок. Но средства массовой информации и публичных персон за язык ненависти можно и нужно привлекать к ответственности – моральной, материальной, административной. 

Фото - politrussia.com