Маша Ефросинина: «Слово «благотворительность» у нас искорежено и опошлено до такой степени, что автоматически вызывает отторжение»
В конце 2014 года, узнав, что Маша Ефросинина возвращается к работе, да еще и с авторским проектом, производимым собственным продакшеном, я немедленно захотела сделать с ней интервью. Это ж сколько тем можно обсудить: и уход с «Нового канала», и рождение сына, и собственная программа, у которой тогда еще и названия не было, и запуск благотворительного проекта – именно в такой последовательности. С интервью тогда не сложилось (я уж и не вспомню, почему), но за деятельностью телеведущей я, как и вся страна, наблюдала с постоянно возрастающим интересом. И вопросы, возникавшие у меня к Маше, были связаны, как ни парадоксально, исключительно с благотворительностью. Согласитесь: когда человек, имеющий двоих детей (одному из которых нет и полугода), мужа, успешную телекарьеру, вдруг взваливает на себя еще и системную благотворительную работу, у него как минимум хочется спросить – зачем?
Ну а когда фонд «Твоя опора» вместе с ТЦ Globus провернули масштабный благотворительный проект «Зима добрых дел», собрав 400 тыс. грн на покупку неонатального бронхоскопа для Национального института сердечно-сосудистой хирургии им. Н. Амосова, и об этом написали считанные СМИ, я поняла, что именно сейчас настало время для серьезного разговора с Ефросининой. И в первую очередь – о благотворительности.
Разговор предстоял основательный, поэтому для начала я попросила Машу структурировать то, чем она занимается:
- Я человек очень структурный, и все продумываю наперед. Я сформулировала для себя поле деятельности: это будут исключительно дети, никому не нужные, брошенные, сироты или находящиеся между жизнью и смертью – те граждане нашего общества, которые никому не нужны. Приняв решение выводить эту деятельность в публичное поле, я задалась целью найти организацию либо фонд, с которым буду работать. Он должен быть молодым, проверенным по всем параметрам (отчетность, человечность и прочее), и ему я отдам весь человеческий ресурс, который во мне уже не умещался. Фонду «Твоя опора», когда я его нашла, было 1,5 месяца. Занимался он тем, что помогал точечно «тушить пожары» с тяжелобольными детками в детдомах. Мы с Лерой Татарчук (главой фонда) быстро «склеились» – я тогда была беременна – и начали отправлять фуры с гуманитарной помощью для переселенцев, которую собирали исключительно посредством моего Фейсбука.
Вы наверняка знаете, что происходит в соцсетях: когда что-то попадает в точку и оказывается востребованным, то растет как снежный ком. За лето, вместо двух фур, мы отправили семь, мы помогли не только детям-переселенцам, но и детдомам, и многим роженицам в тех зонах, где просто не было, где рожать. Провели гигантскую работу. И когда я поняла, что мой порыв всем помочь начал приобретать ответственные контуры и формулироваться в серьезные задачи, мы расширили эту историю до детских домов: отыскали те, что находятся в самом плачевном состоянии, где 50% детей – больные или инвалиды, и стали собирать деньги им.
Тут я столкнулась с проблемой, что продолжать просить через Фейсбук, конечно, можно. Но это упирается в конфликт с моим внутренним устройством: я не умею просить. Не умею и не хочу. Потому что начался кризис, и если в первый-второй-третий призыв можно было собрать три фуры лекарств, подгузников, еды, одежды, то когда призыв касается денег, история, сами понимаете, приближается к красной отметке «невозможно». Я начала изобретать формулу, по которой деньги могли бы каким-то образом продолжать поступать, и придумала Charity Weekend.
Концепция Charity Weekend очень проста: я придумала мероприятие, на котором буду отрабатывать деньги, давая интересный контент. «Проведи время с пользой»: ты платишь за билет и гарантированно проводишь время интересно и познавательно – это и мастер-классы, и паблик-токи, а в последние уик-энды мы позволяем брать с собой детей, делаем для них анимацию. Все собранные деньги идут на нужды сирот (с помощью фонда они честно и законно пропускается через счета), а люди получают вдохновляющую мотивационную историю, что для меня тоже важно.
Тут уже понадобились не только мои ресурсы в соцсетях, но и мои знания, опыт, связи и, простите за патетику, мой профессионализм. Charity Weekend поставлен на колеса, на этот год запланировано несколько очень важных и сложных мероприятий… С другой стороны, Уик-энд и мне много дал: я начала встречаться с женщинами. На каждом мероприятии есть сессия вопросов и ответов, плюс аудитория в Фейсбуке и Инстаграме – я стала понимать, кто моя зрительница, вошла в прямой контакт с ней посредством благотворительных проектов. Это уникальная штука. Я начала понимать женские проблемы психологического и социального характера, у меня появилось представление о том, чем сегодняшняя женщина – наша с вами ровесница – интересуется, живет и болеет. И, конечно, меня очень волнуют вопросы, касающиеся женщин, но внутри я к ним только подбираюсь.
- Чем еще занимается фонд?
- Задача фонда – продолжать искать самые горячие, проблемные точки на карте страны.
- К фонду не приходят с проблемами – он их ищет?
- Приходят, и он отфильтровывает. Мы не занимаемся частными случаями, было лишь одно исключение. Это моя позиция (я стала попечителем фонда, потому что у нас уже много проектов). И она легко аргументируется. Если сосчитать все поступаемые запросы в деньгах, то на частные нужды просят примерно 100-500 тыс. евро ежедневно. Понимаете?
- Как вы с этим живете?
- Так и живу! Что-то придумываю… с вами вот встречаюсь. И я благодарна вам за интерес, потому что многих хватает лишь на одно: «Продай, сука, платье, продай свои туфли и помоги ребенку!»
- Вам такое пишут?
- Это я еще прилично сформулировала. Никого вообще не интересует глобальность, всех интересует точечно. Если посчитать, то у меня просят примерно 3 млн евро в месяц – детям… умирающим детям, со страшными диагнозами… Что на это ответить? У меня таких денег нет. Даже если я продам себя на органы, лишу своих детей школ, еды, даже если я всю себя продам, чтобы помочь человеку, закидывающему меня проклятиями, то я, наверное, решу проблему десяти, максимум двадцати детей. И все.
Поэтому мы занимаемся только массовыми проектами, когда можем помочь большому количеству детей сразу. На сегодняшний день под опекой фонда находятся примерно 1,5 тысячи детей, которым действительно никто не помогает – ни родители, ни родственники, которых у них нет, ни государство. Чтобы вы понимали, на ребенка выделяется 3 грн в день, на которые он должен есть, лечиться, одеваться и удовлетворять все свои нужды. А нужды у детей – это я вам говорю как мать полуторагодовалого малыша – больше, чем у взрослых. Поэтому я решила выводить это в публичное поле: привлекая к проблеме внимание людей с совершенно разными возможностями, мы можем спасать больше.
Так мы стали сотрудничать с Институтом им. Николая Амосова: если на деньги, которые собирает Charity Weekend, закупать лекарства для медучреждения, мы можем спасать от десяти до двадцати жизней в месяц. Потому что порок сердца только в нашей стране является смертельным – нет уколов и лекарств, которые ребенку нужно вводить при рождении или при операции. Бронхоскоп, который мы купили, позволит сократить смертность на 40%. На 40%! Крохотусек привозят – недоношенных, полуторакилограммовых, у них еще не сформировалась грудная клеточка… зрелище, конечно, не для слабонервных. И вот мы им помогаем.
У меня вообще все действия направлены на многофункциональность: ни у кого, живущего сегодня, нет времени заниматься чем-то одним. Поэтому я, с одной стороны, привлекаю внимание к проблеме, кричу о ней из каждого утюга, с другой – обеспечиваю какой-то приток денег. И, как мне кажется, Charity Weekend дает пользу не только с точки зрения благотворительности.
- Тем, что проект образовательный?
- Да, и очень положительный. Мы там не плачем, не скорбим, не тужим, я вообще стараюсь этого избегать, потому что оно само находит нас.
- А что стало отправной точкой для выхода в публичное поле? Вы же и раньше помогали детям, но в частном порядке.
- Верно. Мало того, я считала, что это нельзя афишировать.
- Так было принято: если публичный человек афиширует свою благотворительную деятельность – значит, пиарится.
- И сейчас так говорят. Мне кажется, что когда-то публичные люди с этим смирились, до определенного этапа принимая все правила игры, которые диктовались масс-медиа, телебоссами, продюсерами. Поэтому проще было отнести десятину от своих годовых доходов в Охматдет. Прямо в онко-отделение: тихонечко их там отдать и обеспечить одну или две операции по пересадке костного мозга. Еще было такое направление, как приводить в гости к маленьким пациентам звезд – это каким-то образом позитивно влияло на их анализы… И как-то всем было удобно.
- Мне кажется, сейчас дискурс меняется, как и отношение к этому.
- Я не могу сказать, что поддалась влиянию времени. Не очень благодарная история – все это выносить.
- Тем не менее, вы приняли решение и взвалили эту неблагодарную историю на свои плечи.
- Я приняла решение, когда поняла, что гуманитарная катастрофа достигла запредельных масштабов. Я подчеркиваю: не потому, что это стало популярно. Но я не осознавала, какое количество негатива будет с этим связано.
Понятие благотворительности у нас искорежено и опошлено до такой степени, что когда ты произносишь это слово, оно автоматически вызывает отторжение. Я вижу это по количеству «лайков», комментариев, по количеству статей, которые берут или не берут масс-медиа. Это вообще не популярная штука. Если несколько лет назад на фоне революций, трансформаций, социального бума были колоссальные сборы – на АТО собирали и по $30 тыс., и по миллиону гривен в день, то потом это куда-то делось. Общество само затаптывает это. Говорить о хорошем мы не очень любим.
- Конечно. Мы любим про «зраду».
- Вот! А проблемы, тем временем, никто не отменил, детей умирать меньше не стало. И даже больше, потому что финансирование вообще прекратилось. Вот бронхоскоп мы купили на 400 тыс. грн, а Институт им. Амосова – гигантское научно-исследовательское учреждение – получает на все обслуживание 200 тыс. А детей в него везут со всей Украины…
- Теперь, конечно, понятнее, почему вы вышли в публичное поле.
- Это связано с моей внутренней позицией. Пока что она не вышибаема. Но, честно говоря, по статусу на сегодня я не знаю, насколько меня хватит. Я ехала на интервью и думала: любая фраза сейчас может прозвучать как оправдание, а этого я не хочу. Я не хочу этого!
- При чем же тут оправдание?
- Мы с вами сейчас говорим о благотворительности, а главред тиражного издания на совершенно человеческий вопрос: «А почему вы не укажете, кто купил этот бронхоскоп?», - отвечает, что не будет пиарить Ефросинину… Меня не нужно пиарить! Пиар – это создание информационного повода, вокруг которого бы сгруппировались все масс-медиа. Так вот, благотворительность – это не инфоповод в нашей стране. У нас пишут про разводы, про больных детей, про новую грудь, а еще круче, если она на какой-нибудь красной дорожке выпадет из платья. И самая жесть – нужно помереть, чтобы о тебе заговорили. Ты становишься героем, целителем душ, всенародным любимчиком, артистом с большой буквы. Паразитирование налицо. Это какая-то болезнь общества…
И другая тема – наши. Прилети сейчас Ди Каприо с… даже не знаю… проектом обогрева карнизов, чтобы голуби не мерзли (он же окружающей средой занимается), я уверена, под отелем стояли бы все существующие издания и порталы нашей страны. Это же не «наши». При том, что наши же и вопят: «Почему нет авторитетов? Почему некому верить? Почему никто не может собрать и повести людей?» Я, кстати, на это не претендую. Мне нужно только, чтобы не перевирали мое назначение. Я себя расцениваю исключительно как транслятора проблемы, канала, по которому деньги идут в конкретное место, и за них я тоже несу ответственность (мы ездим во все эти точки и все контролируем до копейки. Мы даже знаем, где дети больше любят бананы, а где апельсины, где чего перебор, а где – недобор). Мне это казалось такой удачной идеей! Структура, которую мы создали, нигде не прошибаема, потому что я несу за это ответственность своим именем. Мне казалось, честнее не придумаешь: все подробнейшим образом докладываю, все счета у нас на сайте обнажены – пожалуйста… Но нет: пиарится!
Еще одна история. Мне кажется, что вовлечение бизнеса, больших структур – это находка. Люди – в нищете, у них же зарплаты в гривне (нам на счет иногда приходят 15 грн, и я понимаю, что это процент от зарплаты в 1,5 тыс. – запредельная история), и только у большого бизнеса остались бюджеты. И вот есть дядя с деньгами, который накануне нового года говорит: «Есть сумма, которую мы можем потратить на рекламу, но думаю, что сейчас ее лучше потратить на благотворительность». И звонит мне. Соответственно, я понимаю, что мои потуги сработали. Во-первых, потому что у него в голове каким-то образом все сдвинулось – он подумал «на благотворительность». Во-вторых, потому что он звонит мне – значит, доверяет. Я посылаю правильные импульсы, стимулируя некие точки в мозгу людей.
Но вернемся к дяде. Он отдает эти деньги на благотворительность, а его потом нигде не упоминают.
- И дядя больше не приходит?
- Он честно выполняет свои обязательства, но в следующем году, я думаю, скажет: «А на кой черт мне это сдалось?» О нем не написали, на пресс-конференцию пришло три с половиной журналиста… «А завешу-ка я город своими бигбордами», - решит дядя. И будет прав.
- Дядя – это ТЦ «Глобус»?
- Да.
- А сколько таких дядь было?
- Этот – первый, почему для меня так важно его появление. До этого мы делали все своими усилиями, все мероприятия Charity Weekend. Скажу как есть: мы ездим на встречи, просим, уговариваем, я честно благодарю партнеров в соцсетях – сейчас схема работает так. Я договариваюсь, ищу партнеров, спонсоров, делаю презентации проекта. Я никогда не думала, что буду этим заниматься, честно вам скажу. Но сейчас уже не понимаю, а как без этого?
Мне, конечно, хотелось бы больше честности, общественного сознания. Я ведь читала Фейсбук, как и многие. И меня сильно зацепила эта волна: мол, никто ничего не делает, почему же мы надеемся только на правительство, почему общественное сознание способно только на плохое, на «зраду», на злорадство и постоянный бубнеж по поводу того, как у нас все плохо. В меня несколько лет назад действительно проникла эта бацилла. Я действительно поверила, что можно что-то изменить – говорю, как есть.
- А теперь?
- Во-первых, мне нельзя останавливаться, потому что очень много детей. И если я не сдамся морально, то, конечно, попытаюсь пробить эту стену. Но морально я почему-то реагирую на эти вещи, вроде: «Мы не хотим ее пиарить». Тот разговор с главредом, кстати, был вообще про «Глобус», потому что это важный элемент – они же деньги дали!
- А есть еще какие-то организации, с которыми у вас хотя бы идут переговоры? Как вообще бизнес себя ведет?
- Думает. У каждого бизнеса в бюджете действительно есть статья расходов на благотворительные социальные проекты. И эти статьи урезались в десятки раз. Поэтому мой выход на сегодняшний день – проводить те же Уик-энды, потому что только они собирают большое количество денег и обеспечивают приток людей, движимых интересом. Это некая коллаборация, где я пою, танцую, делаю, собираю, развожу бурную деятельность, а они либо являются соорганизаторами, либо предоставляют площадку: так просто сейчас никто не даст нужную сумму – эти деньги нужно отрабатывать в любом случае.
Я не знаю, что со мной происходит, но 20 февраля, в день обстрела на улице Институтской, сидя в квартире, находясь на третьем месяце беременности, я чуть не сдохла – то ли от страха, то ли от того, что у меня живот превратился в камень. И, может, тогда что-то произошло… У меня нет объяснения этому процессу. Не потому, что я великая революционерка – мне вообще не нравится, что сейчас происходит, что все страдают, но в моей голове что-то сдвинулось. Черт! Я известный человек, у меня гигантская аудитория, да неужели удел этой известности только выходить на сцену и развлекать?
- То есть, когда вы говорите, что изменились «как женщина, как человек и как гражданин» - вы говорите об этом?
- Да. Но говорю с опаской, потому что не проговариваю это для себя вслух по пунктам. Есть процессы, которые запустились естественным образом. Возможно, они меня волновали раньше, но я никогда об этом никому не говорила.
Я просто хочу сказать, что у всего этого есть другая сторона. И то, что Ефросинина – «великий благотворитель» – это внешняя фигня. Я не великий и не благотворитель. По сравнению со всем, что нужно сделать и решить в стране, я – назойливый комарик, который неприятно зудит над ухом у журналистов, у людей, которые хотят читать мои блоги про женское одиночество, про похудение, а не про детский дом в Цюрупинске, где нужно отремонтировать реабилитационную комнату, потому что практически все дети – с ДЦП. И я этих людей понимаю – я же не сошла с ума, я же с телевидения, я хорошо знаю аудиторию. Я при памяти. Но у меня появилась еще одна составляющая жизни. И я ее проживаю: не останавливаю, не конфликтую с ней, хотя она, пожалуй, самая болевая точка в моей жизни.
- Расскажите, какая команда с вами работает.
- Крошечная. Это мои единомышленники, мои друзья. В фонде – пятеро, плюс моя телевизионная команда. Организационно получается безупречно: представляете, продюсеры, редакторы работают в революционном порыве. Это тоже их вклад – я никого не просила. Когда предлагала позвать волонтеров – обижались. Это, в основном, Оля Балабан – мой самый близкий друг. Мы с ней как-то уже переплелись: она и моя кума, и самая близкая подруга, и занимается всеми вопросами по связям с общественностью… Мы 20 лет дружим! И новые девчонки, работающие со мной на проекте, и те, с кем работали на канале. Я абсолютно счастливый в этом смысле человек.
- С год назад вы говорили о намерении поехать в регионы, «устроить роад-шоу». В этом направлении что-то происходит?
- Да, мы ведем переговоры с Харьковом, Львовом и Днепропетровском. Акцию нужно продвигать, промотировать на месте, заниматься продажей билетов. Мне нужна поддержка местных женских сообществ, потому что не выгодно потратить деньги на переезд, проживание, организационные моменты, и в итоге собрать маленькую сумму. Нет смысла. За качество мероприятия я отвечаю, но нужна масштабность. А это можно сделать только на месте. В прошлом году мы проверил Charity Weekend в рамках Одесского кинофестиваля – собственно, ОМКФ сам предложил, и я с большим удовольствием отвечаю на такой интерес со стороны городов.
Мой мастер-класс собирает большое количество женщин. Я же на первый Charity Weekend его подготовила, и тогда с перепугу написала все – все 15 лет скитаний по теме «Женское здоровье». На самом деле, это не мастер-класс о похудении, как его преподносят соцсети. Я пришла в ужас, когда женщина, которую я знаю и уважала, написала пост обо мне: Маша, мол, паразитирует на теме похудения, не могла ничего другого придумать и вообще, непонятно, куда я деваю собранные деньги. Как вы понимаете, выводы она такие сделала, не посещая Charity, а прочтя заголовок в прессе. Вот такой срез поверхностного общественного восприятия всего. А когда-то, между прочим, была пресс-секретарем президента…
И я все время думаю, почему это возникает. Опять же, «наших» проще стегать, пороть, чем наоборот как-то поддержать.
- Это наша, мне кажется, ментальная черта.
- Это ужасная черта. Это болезнь! Когда ты находишься в публичном поле, то понимаешь масштаб происходящего, понимаешь, какой ужас в головах. Я переживаю по этому поводу, но не хожу к психологам, не умею медитировать, как многие советуют, не забываюсь в литературе, хотя читаю беллетристику – меня поддерживают люди. Колоссальная опора в виде моего близкого круга.
Вообще, вся я – это люди. Моя профессия – люди. Основная история про меня – это коммуникация с правильной подачей. Но вот с некоторых пор меня начало волновать и ее содержимое.
- Вы говорили, что на этот год запланировано несколько уик-эндов. Теперь можно рассказать подробнее.
- В 2007 году Виталий Ефимович Малахов поставил спектакль «Помочь так легко, или Откуда берутся дети». Это отдельная история в моей жизни, прописанная красной нитью. Я хочу возродить этот спектакль в рамках Charity Weekend со звездным составом. С одной стороны, это потрясающая пьеса: действие происходит в классическом зачуханном роддоме из провинции, рассказываются четыре истории женщин, все в комедийном жанре – в зале два часа стоит гомерических хохот. Хочется, чтобы люди отдохнули. С другой стороны, кто там играет – Сергей Притула, Ирма Витовская, Владимир Горянский, Даша Малахова – люди, которые очень много всего делают. И мы все стали взрослее… Когда меня осенило, я их обзвонила, и все моментально согласились. Это отличный спектакль! И в-третьих, это театр. Я скучаю по театру, мне его очень не хватает. Я живу возле Театра им. Франко, и уже по два раза все в нем пересмотрела.
- Что нужно, чтобы осуществить эту мечту?
- Это уже не Charity Weekend с мастер-классом, это затратная история: аренда зала, транспортировка и монтаж декораций, репетиционный период – на все нужны деньги.
- То есть вы ищите спонсоров.
- Да. И если мы два вечера подряд соберем 600-местный зал, то, мне кажется, это будут и неплохие сборы, и некое окультуривание зрителя.
- Что еще?
- Хочу сделать Charity weekend. Здоровый день, где будет все о здоровье – как есть, как пить, как заниматься, все виды спорта, марафон тренировок, даже сделать отдельную зону ЛФК. И чтобы можно было прийти с детьми. Вы знаете, что сейчас 93% детей – со скалиозом, им нужна элементарная гимнастика. Нас в школе, между прочим, заставляли делать гимнастику… Какие-то элементарные вещи, которые роднят и объединяют. Это у меня сыну 1,5 года, а дочери-то – 12! И я знаю, что такое маниакальное притяжение к компьютерам – идеи приходят из жизни. И, конечно, их подает общество – у нас же сейчас дефицит всего. Я же на мастер-классах встречаюсь с женщинами, они задают массу вопросов (кстати, в последний раз прошло без единого вопроса о похудении). Их волнует, как популяризировать спорт среди детей, как бороться с насилием в семье, как отстаивать свои права на работе. Их столько всего волнует! Женщины у нас живые, нормальные, но лишенные мужского внимания – всем кажется, что мужчин надо опекать, потому что им сейчас тяжело. Впрочем, это отдельная тема.
А как хочется День красоты сделать! Чтобы вы пришли, сели, и вас нарядили, причесали, накрасили, и вы вечером пошли на свидание… Никогда же не соберешься сам. И мы его делаем уже 20 марта! А еще мы хотим детскую книгу написать... В общем, идей очень много, но тут уже нужно финансирование, партнеры, поэтому мы пишем презентации, рассылаем, думаем над реализацией. А спектакль сделаем обязательно. Но тоже – это же билеты нужно будет продавать! И вот вдумайтесь, через что мне предстоит пройти. Это же никаких подаренных первых рядов, никаких билетов «нужным людям», все надо будет купить, потому что каждый билет – это «живые» деньги на живых детей. Все очень непросто. И снова будут писать, что пиарится, и что «кому это надо» – можно ходить по кругу.
- Поэтому об этом нужно как можно больше говорить, объяснять, просвещать.
- И это нужно выстоять, пережить.
- А еще вы говорили, что начинаете глобально заниматься проблемой усыновления.
- Я к ней подбираюсь.
- И работаете над ней с государственными структурами, с советником президента…
- Эта тема пока ограничилась несколькими нашими встречами с Николаем Кулебой. Поясню, почему мы не продвинулись. У него есть свое представление о том, как должна развиваться интернатная система в стране – он не видит в этом проблемы. А мне казалось, что это как раз серьезная проблема: большое количество моих знакомых женщин не могут усыновить детей по ряду бюрократических причин.
Я не готова делать громких заявлений, но в его понимании (и на чем он сейчас сфокусирован) это большая реформа интернатной системы. В двух словах, она ему видится так: государство очень много тратит на обеспечение учреждений, в которых находятся дети, – зарплаты, дотации, газ, электричество и т.д. Поэтому детей стоит перераспределить: больных – в одни специальные учреждения, инвалидов – в другие. У многих же из этих детей есть родители (я, кстати, только в разговорах с Кулебой узнала, что люди от нищеты сдают детей в интернат), они там просто с понедельника по пятницу живут. Соответственно, эти дети – не сироты, соответственно, их никто не может усыновить. Гигантская пирамида проблем, и я пока что назвала бы свое общение с Уполномоченным президента по правам ребенка ознакомительным. Потому что я пришла с предложением: «Давайте что-то делать, чтобы решать проблему усыновления». Он сказал: «Стоп, проблема начинается не тут».
Честно говоря, меня больше волнует проблема усыновления: я там, где дети, где можно сделать их жизнь лучше. А большая политика, реформы длиной в 10-20 лет – у меня не хватит на это сил. И я пока не ставлю это своей задачей. Мне Тимур (муж Маши Тимур Хромаев, - МН) говорит: «Ты хочешь тратить годы на законопроекты, реформы? Продвигать их, пропихивать – это очень важное решение. Съедать в три раза больше пудов дерьма и, возможно, так и не пробить стену? Или хочешь делать конкретное дело с конкретными результатами?» Сейчас я, понятно дело, не готова впрыгивать в это, мне политика кажется Содомом и Гоморрой. Мне надо либо очерстветь, либо увидеть какой-то свет в конце тоннеля. Давайте я одним словом подведу черту: есть некое ощущение бессилия. И внутреннее чувство, что я не могу потратить на это 10 лет, закрыть себя в кабинете, на заседаниях. Не знаю, как объяснить.
- Может, просто время не пришло?
- Может. Да, я щупаю, с кем-то встречаюсь, получаю ликбез, как там все устроено. Послушаешь чиновников – вроде, все работают, ставят цели, что-то делают. Приезжаешь в детдом – детям есть нечего. Так что у меня пока некий расфокус по этому поводу.
- Значит, нужно делать то, что получается сейчас.
- Так я и живу. Еще два года назад и представить не могла, что буду сидеть перед пиар-менеджером такой-то фирмы и говорить ей: «Дайте денег на доброе дело!»
И еще я хочу сказать, что это, все-таки, норма для публичных людей – заниматься благотворительностью. И это круговая порука: бизнес мог бы помогать, а медиа могли бы поддерживать. Но как это пробить, если в общенациональном интернет-издании в ответ на предложение написать о благотворительном мероприятии на тебя кричат, а через два дня звонят в связи с годовщиной гибели Кузьмы и просят вспомнить – внимание! – смешные случаи с ним.
- Мне кажется, вопрос освещения благотворительности в медиа – это вопрос культуры в целом.
- Я снова вернусь к Ди Каприо: если бы не медиа, кто бы знал о его китах?! Это привлечение внимания к проблеме, а не к конкретной персоне. А если этим не будут заниматься публичные люди – не будет заниматься никто. Это даже, наверное, нормативная производная публичности, нельзя тратить ее только на корпоративы, съемки и прочее.
Я очень надеюсь, что после этого разговора отношение к благотворительной работе Ефросининой и к теме благотворительности в целом у многих изменится. И напоминаю, что приобщиться к доброму делу можно будет в ближайшие дни: 20 марта в рамках благотворительного проекта Charity Weekend состоится тот самый День красоты, о котором рассказывала Маша. Все подробности – здесь.
Ну а вторую часть интервью с Ефросининой (естественно, я не могла не поговорить с Машей о проекте «Вiдверто», съемках в кино и телевидении в общем) читайте уже в понедельник. Обещаю – будет очень интересно!
Фото Кирилла Авраменко