Библия военкора. Советы уходящим на линию огня

Осведомлен - значит, вооружен. Сегодня эта прописная стратегическая истина актуальна не только для кадровых военных. По данным Штаба Антитеррористического центра при СБУ, с мая 2014 года в зоне АТО аккредитованы почти полтысячи сотрудников СМИ. Военные действия пришли в нашу страну без предупреждения, поэтому должная подготовка есть буквально у единиц.

Для тех, кто только собирается освещать события в горячих точках или по воле обстоятельств недавно переквалифицировался в военкоры, я собрала советы наших коллег, уже получивших боевое крещение. Четыре разных взгляда на труд корреспондента в зоне боевых действий. Изящная Катя Сергацкова рассказала о позиции женщины-журналиста. Опытные Руслан Ярмолюк и Роман Бочкала поделились своим практическими выводами. А Слава Мавричев - новичок в этом деле - доказал, что военно-журналистская мудрость приходит не с годами, а с минутами, проведенными под вражескими пулями.

Екатерина Сергацкова, журналист-фрилансер («Украинская правда», «Фокус», Esquire, colta.ru, snob.ru)

- Какие же дать советы, кроме того, чтобы не ехать в зону АТО? (улыбается) Я не езжу на передовую, поэтому мне не нужно брать каску и бронежилет. С другой стороны, я считаю, что такие вещи как раз притягивают пули: если ты взял в руку дубинку, значит собираешься ею воспользоваться. Обычно я еду налегке: кеды, штаны, которые не жалко порвать, и небольшой рюкзак. Я пишущий журналист, поэтому беру с собой ноутбук, иногда планшет - чтобы быстро отправлять какие-то сообщения и снимать видео, а также айфон. 

Я не раз попадала в ситуации с перестрелками и могу сказать, что тут самое важное - это найти «правильный столб», за которым можно спрятаться от пули и при этом будет удобно снимать. Была ситуация в Донецке, когда две группировки из ДНР устроили перестрелку - я оказалась там. Важно было наблюдать, фиксировать и остаться в живых. 

Я работаю сама, без напарника, но принципиально не езжу в одиночку: человек рядом всегда вселяет уверенность. В опасных зонах лучше не передвигаться самому, потому что случаются разные ситуации с боевиками, на блокпостах… Тебя запросто могут утащить в подвал и никто об этом даже не узнает. 

Я фрилансер и сама себе даю задания. Когда вижу, что в какой-то точке что-нибудь происходит, об этом важно рассказать - я еду и собираю материал. 

То, что я - девушка, не облегчает работу. Во-первых, у меня быстрее сдают нервы, чем у мужчины, я принимаю близко к сердцу трагедии, которые происходят перед моими глазами. Как справляться с нервами? Не знаю. Наверное, в какой-то момент нужно выехать из зоны боевых действий и отдохнуть где-нибудь в хорошем месте, чем, кстати, я сейчас и собираюсь заняться. Мужчин чаще берут на передовую, потому что принято считать, что у них есть навыки поведения в зоне конфликта. К тому же, им легче вести переговоры как с нашими военными, так и с боевиками - им проще найти источник информации. 

Мне стыдно признавать, но я не изучала никакой специальной литературы перед поездкой в зону АТО. Всему учусь сейчас на практике. Были случаи, в которых я совершенно не представляла, как себя вести. В мае мы поехали в Красноармейск - там в горсовет как раз зашел батальон «Днепр». Я была в красном платьице, в туфлях, ничего не предвещало беды… И там вдруг развернулся серьезный конфликт, началась перестрелка, одного человека убили. А я все время стою в этом платье, понимаете? В общем, коллеги уложили меня на землю, чтоб я не попала под обстрел. Это был переломный момент, я поняла, что нужно искать другой подход. 

Если рядом есть опытные люди, которые уже успели поработать в горячих точках, тогда учишься быстро. Мне в этом плане пока что везет: я ездила с коллегами, которые освещали грузино-осетинский конфликт, столкновения в Турции - Тимур Олевский, Орхан Джемаль - и получила от них много ценной информации. Я сейчас не о подсказках, а о поведении. Ты просто смотришь, как они работают, и учишься. 

- Можно и безопасно ли ехать на войну без соответствующей аккредитации?

- Если хочешь поехать в зону АТО со стороны украинской армии, то обязательно нужно подать заявку на аккредитацию в пресс-центр и СБУ. Если нужно поехать туда, где действуют боевики, то придется делать аккредитацию на месте. Но проблема состоит в том, что большинству украинских СМИ аккредитацию там не дают. Кроме того, буквально на днях в Донецкой области Игорь Стрелков установил новое правило: там нужно получать отдельное разрешение. То есть, если раньше можно было ездить по пресс-карте ДНР, то теперь нужно дополнительно аккредитоваться у него. Насколько я понимаю, эту инициативу пролоббировали некоторые наши российские недо-коллеги. Соответственно, туда будут пускать только избранных: «Россия 24», RT, «Комсомольская правда», Life News - основные рупоры российский пропаганды. То же самое до этого происходило в Славянске: если журналист не получил штамп от Стрелкова, то его могли спокойно отправить в подвал.

Аккредитация помогает свободно передвигаться через блокпосты и решает некоторые вопросы с боевиками: без нее они, как правило, даже не разговаривают, потому что априори считают вас сотрудником вражеского СМИ. В общем, без нее журналист подвергает себя опасности.  

- Что препятствует действиям украинского журналиста, работающего в зоне АТО? Некоторые ваши коллеги говорят об излишних предосторожностях военных, запретах на съемку.

- На самом деле, на стороне боевиков далеко не все разрешают снимать. Хотя были такие случаи, когда журналистам «РИА Новости» и «России 24» позволяли фиксировать больше, чем остальным. Запреты военных в какой-то степени работают на руку журналистам - для их безопасности. Также я понимаю важность соблюдения военной тайны. Для меня эти запреты не являются проблемой, ведь я пишу в несколько другом ключе. Мне не обязательно знать, в каких точках расположены блокпосты или оружие - я нацелена на общение с людьми, исследую социальные процессы. Возможно, для других журналистов это является проблемой, но не для меня.

- Как вы считаете, достаточно ли украинских журналистов сейчас освещает военные события?

- Мне кажется, что украинским журналистам удается полно освещать ситуацию. Но далеко не многие могут попасть на территорию ДНР и ЛНР, чтобы разобраться, что происходит там. Например, в украинских СМИ активно говорят, что Украина воюет с Россией, что среди так называемых ополченцев сплошь россияне. Наверное, эти журналисты не общались с той стороной - иначе они бы знали, что большинство «ополченцев» - это местные жители. Чтобы это узнать, нужно с ними поговорить, а такую возможность имеют не все. Кроме того, ДНРовцы и ЛНРовцы ведут себя не совсем корректно в этом отношении - они фактически установили цензуру, запрет на украинскую прессу. До заявления Стрелкова (о дополнительной аккредитации, - МН) этот запрет постепенно спадал: по крайней мере, я видела на той стороне сотрудников канала «112 Украина» и газеты «Вести». Не будем обсуждать направленность этих СМИ, но, тем не менее, раньше и их там не ждали. 

Руслан Ярмолюк, военный корреспондент «1+1»

- В рюкзаке у меня минимум вещей, чтобы можно было быстро перемещаться. Обязательно беру два комплекта обуви – на случай дождя. Ноги всегда должны быть сухими, это нам еще разведчики рассказывали, когда мы проходили инструктаж. Спички, компас, полотенце, питьевая вода. И, непременно, черный шоколад – как минимум 4 плитки – это будет хорошая порция калорий, если сложно с продовольствием. Техники лучше брать поменьше, здесь не всегда есть интернет. Камера не должна быть большой (по возможности), чтобы не привлекать внимания, когда снимаешь с плеча, и чтобы не было бликования – для снайпера это приманка. Фотоаппарат, как и смартфон, практически неэффективен – заряда хватает на полдня активного пользования, а не всегда есть возможность подзарядиться.

Категорически не рекомендуется надевать военную форму – ты автоматически сливаешься с числом военных. Например, если журналист попадает в плен, его, скорее всего, сразу не убьют, чего не скажешь о человеке в военной форме. Это мировая практика: не надевать зеленые штаны, рубашки, рюкзаки (или черные, специальные). Одежда должна быть не слишком яркой, но и отличаться от военной – обязательно. Мы никогда не работаем в камуфляже!

На месте нужно стараться не ходить в полный рост, понимать, где спрятаться, к кому прятаться. Если это блиндаж – он рассчитан на 4 человека, и военные должны знать, что вы собираетесь там укрыться. Тогда вы хотя бы сможете стать пятым у кого-то на руках в этом блиндаже. Главное, чтоб не получилось так, что начался обстрел, а вам некуда бежать.

У нас есть нашивки – точнее, это приклеенные скотчем буквы «ТВ». В принципе, они помогают попасть на «передок», на самые крайние точки, минуя все посты.  А уже на передовой эти надписи, естественно, не читаются – ты ползаешь, сидишь на корточках. С другой стороны, не могу отрицать, что для врага маркировка делает журналиста мишенью.

Главное, когда едешь, понимать: ты должен все отснять, остаться целым, успеть вернуться, смонтировать и передать материал. Вопрос даже не в том, что ты всю ночь сидишь под обстрелом, а в том, что это должны увидеть другие, ты должен передать атмосферу. Кроме того, нужно понимать, сколько у тебя есть времени и возможности снимать: когда идет бой, ты не должен ползать под ногами у людей, которые воюют. Ты должен делать свою работу, но при этом не мешать людям, которые сейчас принимают бой. Тебе никто не будет уделять внимания, давать интервью – ты должен сам по кусочкам выгрызать информацию.

Также важна оперативность: например, информация, которая поступает отсюда на РНБО, не всегда точна, особенно по потерям. В принципе, во всех войнах потери скрывались, и мы, как постсоветская страна, не являемся исключением. Цифры, которые озвучены РНБО, далеки от настоящих – и под Славянском, и под Луганском, и так далее. Наверное, нужно время и спокойствие – когда-нибудь разберутся…

- Можно и безопасно ли ехать на войну без соответствующей аккредитации?

- Честно говоря, здесь аккредитация – это проверка профессиональной этики журналиста. Больше она ни на что не влияет: тебе все равно никто не помогает. На дальних блокпостах даже не знают, как выглядит аккредитация, и зачастую военным мало удостоверения и паспорта: они хотят видеть какую-то разрешительную бумагу (вроде индульгенции, которая выдавалась Папой Римским). Им нужен документ, что такой-то журналист может стоять в таком-то месте. А если подумать, сколько этих мест, то, по логике, должны быть тысячи этих документов. Не хватит места в рюкзаке для такой индульгенции!

- Что препятствует действиям украинского журналиста, работающего в зоне АТО? Некоторые ваши коллеги говорят, что мешают излишние предосторожности военных, запреты на съемку.

- Да, это правда. Постоянно приходится доказывать, что мы знаем, что нельзя показывать общие планы, блиндажи, расстояние между военными машинами и так далее. К сожалению, нет четкого отбора журналистов: команда одного телеканала понимает, как снимать, другая – нет. Есть такие моменты, когда военные не разрешают снимать и они, может быть, правы. Но есть нюансы.

У военных есть своя камера, свой оператор, но они снимают в плохом качестве, без синхронов – это черновой материал – а потом пытаются раздать это каналам. Везде, даже в Израиле, журналистам разрешают идти со вторым эшелоном наступающих войск. В первом, безусловно, опасно, но у нас же даже со вторым не пускают! Получается так, что военная телестудия отсняла материал, делится им (молодцы, ничего не скажешь), но этого ничтожно мало и качество оставляет желать лучшего. С другой стороны, если они могут ехать и снимать, то почему этого не могут сделать наши журналисты и операторы? Мы говорим, мол, можем снять, согласны даже синхроны раздать другим каналам – просто пустите, не мешайте работать! Нет.

Также мы разговаривали с военными: к примеру, если штаб АТО переехал вперед, то есть смысл выделить палатку для журналистов, которые постоянно аккредитованы, - ведь нам постоянно нужно искать жилье, ездить за сотни и десятки километров, чтобы перегнать материал. Мы согласны спать на карематах, спальниках – не вопрос, дайте место! И они, вроде бы, согласились, но до реализации это так и не дошло.

Еще нет понимания оперативной подачи информации из АТО. Она дается сегодня утром за вчера. Естественно, свежую информацию приходится собирать по крупицам среди знакомых. Например, чтобы узнать, что происходит сейчас в аэропорту Луганска, мне нужно звонить знакомому десантнику. Но, по идее, это должны озвучивать нам в специальном центре и своевременно. При этом даже те обрывки, которые нам сообщают официально и с опозданием, для телевизионщиков представляют собой сухую статистику – а нам нужны истории, хотя бы портреты.

Коммуникация с военными – это очень большая проблема. Чтобы к тебе появилось доверие, нужно проночевать с ними, нужно дать понять, что ты не играешь в войнушку, а вместе с ними переживаешь. А на это нет времени, потому что нас никуда не пускают. В общем, коммуникации нет, и зачастую журналисты или не знают информацию, или знают дозировано, или нет картинки – как тут выиграешь информационную войну? Естественно, мы проигрываем россиянам, которые лезут, куда хотят, показывают все, что хотят. Представьте, каково смотреть их новости – показывают место, где ты был много раз, только с разных точек и с массивом информации, а ты даже не можешь  ничего противопоставить, потому что украинцев (журналистов) туда запускали раз в три дня, так быстро и жестко, что даже не успеваешь отсняться. Фактически, чем мы сейчас занимаемся – сами себе ищем, как бы поближе пробраться на передовую. На свой страх и риск, потому что нас никто не хочет пускать. Боятся, что мы скажем другие цифры потерь, боятся, что мы рассекретим позиции, или просто действует совковая военщина. Как говорят: есть хорошие офицеры, а есть упыри, которые только получают награды и не имеют никакого отношения к войне и передовой.

- Вы и ваши коллеги пытались объяснить военным, что информационная война не менее важна, чем боевые действия?

 - Они об этом знают. Вы понимаете, коллеги пытались говорить даже на самом высоком уровне – с министром обороны. Он все «дакал», все понял… Они все это знают, но здесь, в зоне боевых действий, отмахиваются, потому что это другая война, здесь счет идет на человеческие жизни. Комплексного видения – и ситуации на фронте, и ситуации в информационном пространстве – нет ни у офицеров в штабе АТО, ни где-нибудь еще.

- Как вы считаете, достаточно ли украинских журналистов сейчас освещает военные события?

- Журналистов много, но мне кажется, что из-за отсутствия понимания с армейцами все это выглядит очень жалко. Журналисты пытаются, поднимают боевой дух, показывают, что люди готовы сражаться, идти до конца… Но одного нашего желания и энтузиазма мало, если нет понимания с другой стороны.

Вячеслав Мавричев, региональный корреспондент программы «Надзвичайнi новини» на ICTV

- Во-первых, нужно иметь с собой два (лучше три) мобильных телефона с карточками разных операторов. Связь очень плохая, нестабильная. В одном месте один оператор берет, через километр - другой. Телефоны должны быть максимально простыми, чтобы долго держали заряд. Неизвестно куда и как надолго вас занесет. Во-вторых: одежда не военного образца. Никаких цветов хаки. Джинсы, футболка, удобные кеды или кроссовки. В случае обстрела вас не должны перепутать с военным, вы должны выделяться. Бронежилеты - не ниже четвертого класса. Опять же - идеально, если он будет не черного или зеленого, а, например, синего цвета.

Будьте осторожны на обочинах - в траве много растяжек. Всегда нужно смотреть под ноги, там может быть огромное количество неразорвавшихся снарядов.

Во время работы в зоне АТО нельзя снимать военную технику общими планами, панорамами. Никакой привязки к местности не должно быть - только крупно, только снизу, больше на фоне неба. Если в кадр попадают одинокое дерево, столб, дорожный знак - что угодно, по чему можно потом сориентировать артиллерию или минометы, - кадр нужно тут же удалять. Попав в эфир, такой кадр раскрывает точные позиции наших военных. Их могут накрыть огнем - и один неосторожный план будет стоить кому-то жизни.

Общаться с местным населением нужно очень аккуратно. Мы не знаем, кто они, на чьей стороне... Не распространяйтесь о том, где живет съемочная группа, куда поедет, где и что будет снимать - от этого зависит ваша личная безопасность. 

Также важно выполнять все указания и требования наших военных. Даже если требование это кажется глупым, необоснованным, абсурдным. Это вопрос безопасности и успешного проведения АТО.

- Можно и безопасно ли ехать на войну без соответствующей аккредитации?

- Для меня до сих пор загадка - что такое «аккредитация в зоне АТО». Мы просто приехали в штаб, встретились с пресс-офицером, обменялись телефонами - и все. Дальше - созванивались, сверяли свои планы. Нам никогда не говорили: «Мы запрещаем вам ехать». Нам могли сказать: «Мы не советуем, это небезопасно». Но всегда всячески старались помочь.

- Что препятствует действиям украинского журналиста, работающего в зоне АТО? Некоторые ваши коллеги говорят, что мешают излишние предосторожности военных, запреты на съемку.

- Военные действительно очень осторожны, особенно это касается работы на блокпостах и в расположении украинских военных. Журналистов там, если честно, не очень-то и любят. Мы для них как черная кошка. Они давно подметили: только журналисты уезжают - начинаются обстрелы. Кроме того, военные всегда опасаются, что картинка или лишнее слово могут сыграть на руку террористам. А порой просто боятся, что со съемочной группой что-то случится и придется перед кем-то за это отвечать. Военные осторожничают, но нам нужно приспосабливаться.

Роман Бочкала, военный корреспондент «Интера» 

- Начинающих журналистов здесь быть не должно – это работа для ребят, у которых за плечами есть опыт работы в конфликтных зонах с явной угрозой жизни для корреспондентов. Я видел тех, у кого глаза горят, но понимания, что и как делать, нет. Если журналист опытный, но ни разу не был на войне – добро пожаловать, в этом нет ничего зазорного. Слава Богу, войны у нас никогда не было, поэтому немудрено.

Главное – следовать советам военных. Они раздают журналистам методички с правилами поведения в зоне боевых действий, и этим правилам нужно следовать, не забывать, что все эти правила написаны кровью.

У военных есть прекрасная фраза: «На войне хуже трусости – только геройство». Не нужно ничего из себя изображать – неукоснительно следуйте рекомендациям, которые дает командир подразделения, к которому вы прикреплены. Они знают, где можно перемещаться, где – нет.

Также очень четко нужно понимать вопрос выбора формулировок того, как мы это все в эфире подаем. Для кого-то ты можешь быть разведчиком, а для кого-то шпионом: в зависимости от того, какую сторону ты занимаешь. Для кого-то ЛНРовец – ополченец, а для кого-то – террорист. И так во всем. Очень важен вопрос формулировок и подачи информации.

Есть какие-то примитивные вещи – например, нельзя ходить в посадку, потому что там очень часто стоят растяжки, все заминировано, могут быть засады. Я сам был свидетелем таких ситуаций: человек пошел в туалет, возвращается – его уже принимают за террориста, потому что он не известил, что куда-то направился. Да, важно сообщать военным, что ты куда-то отлучаешься из боевого лагеря.

Есть еще такой момент: издалека большая камера оператора напоминает ПЗРК. Я видел, как операторы при виде колонны военной техники или каких-то действий тут же хватали камеры – интересно же снять. И вот по ним сразу начинали целиться, потому что путали съемочную аппаратуру с оружием. Поэтому нужно действовать аккуратно,  убедиться, что военные не видят в тебе опасность, не видят в тебе противника – а уже потом работать.

Что касается маркировки – в таких зонах положено оповещать, что ты представитель СМИ. На бронежилете должна быть нашивка «ТВ» или что-то в этом роде… До этого я был в Афганистане, Сирии, Сомали и так далее – там такие знаки помогают журналистам, есть определенная лояльность. Но здесь я впервые столкнулся с тем, что это мешает! У меня был бронежилет с надписью «ТВ» и я перестал его носить, поскольку для террористов мы, журналисты, являемся мишенью и источником заработка. Они на нас смотрят как на ценники: «О, журналист – это $10 тыс.» Впервые для меня стал дискуссионным вопрос: стоит ли оповещать окружающих о том, что ты журналист.

- У вас большой стаж работы в горячих точках. Какой опыт, какие новые знания вынесли из нынешнего конфликта?

- Очень сложно определять своих и чужих из-за того, что нет особых различий во внешнем виде, в языке. Усугубляет ситуацию тот факт, что у всех военных одинаковое оружие советского образца: зенитные установки, БМП, танки… Сейчас, к счастью, наши солдаты стараются делать соответствующую маркировку на технике. Вспомним Великую отечественную: отличить нациста от советского воина не составляло никакого труда. А здесь ты не знаешь, не понимаешь. Взять, например, ситуацию в Рубежном, которое недавно освободили: там было так, что один квартал контролировали ДНРовцы, а другой – силы АТО. И очень сложно понять что-то в этой неразберихе, можно легко перепутать волонтера, который спрашивает дорогу, с боевиком-разведчиком. Я общаюсь только тогда, когда понимаю, что человеку можно доверять, что у нас есть общие знакомые, или когда меня предупреждают, мол, сейчас тебе позвонит такой-то. И сам стараюсь делать точно так же: предупреждать, проверять. 

- Можно и безопасно ли ехать на войну без соответствующей аккредитации?

- Мы работаем и с батальонами добровольцев, и с силами АТО. Аккредитовались через СБУ, но хочу сказать, что там это не играет никакой роли. Чтобы попасть на передовую, нужно иметь доверие лично командира. Всем плевать на твою аккредитацию. Когда я второй раз ехал, все мои разрешения уже истекли, но об этом уже никто и не спрашивал, потому что нас все знали. 

Тут еще вот в чем смысл: аккредитацию выдает СБУ, а мы направляемся в Вооруженные силы Украины. Это разные ведомства, они практически не пересекаются. Вообще, с этим большая неразбериха: кто кому подчиняется и так далее. Формально берешь разрешение у СБУ, а реально нужно договариваться с управлением прессы и информации Минобороны. 

- Что препятствует действиям украинского журналиста, работающего в зоне АТО? Некоторые ваши коллеги говорят, что мешают излишние предосторожности военных, запреты на съемку.

- С таким сталкиваюсь редко, посмотрите мои сюжеты. Правда, если говорить о крайней неделе, попасть на передовую стало сложнее. Сейчас всю информацию стараются закрывать и в целях безопасности журналистов реже пускают. 

Я не считаю, что запреты на съемку так уж сильно мешают работать. С добровольческими батальонами в этом плане и правда легче, но там же другая система построения структуры: эти батальоны сформированы буквально вчера-позавчера из добровольцев, гражданских, тех, кто проходил срочную службу или имеет какой-то небольшой опыт… Там нет четкой системы. Ни в коем случае не хочу сказать плохого, но в таких отрядах есть даже излишняя свобода - ну неправильно показывать все-все, понимаете? Давайте показывать, где находятся наши огневые позиции, сдавать места дислокации! Этого нельзя делать. 

Лично мне вполне комфортно работать в этих рамках предосторожностей. Главное для журналиста - уметь договариваться. Дело не в той свободе, которую тебе дают. Нужно заслужить доверие тех людей, у которых ты снимаешь материал. Для меня важно не сделать очередную сенсацию, а показать военных так, чтоб потом было не стыдно смотреть им в глаза. Командиры, начальники штабов действительно боятся, что в эфире проскачет что-то лишнее, поэтому я для себя нашел удобную модель. Я сказал: «Командир, вы же видите, тут война. Нереально постоянно показывать мне, где можно снимать, а где нет - это просто невозможно». И мы стали делать так: снимаем все, что хотим, а потом садимся вместе с командиром, разведчиком, замполитом и просматриваем. И уже они устраивают редактуру - это можно показать, а это нельзя. Конечно, ведется дискуссия: если они меня аргументированно убеждают, что нужно вырезать кусок, - без вопросов, тут же удаляем. Иногда бывало и мне удавалось их переубедить: давайте этот кадр оставим, а здесь замажем-заблюрим. Когда эта модель стала работать, включился эффект сарафанного радио. Теперь когда я еду работать к другому командиру, они между собой созваниваются: «Ты его знаешь? - Знаю. - Как он отработал? - Четко. - Проблем не было? - Нет». Все! И не важно, есть у тебя аккредитация или нет. 

- Как вы считаете, достаточно ли украинских журналистов сейчас освещает военные события?

- Как по мне, наших журналистов здесь маловато. Надо больше ребят и шире это все освещать. У нас плотно освещается военный аспект, мы все время гоняемся за историями - кто в кого стрелял, но у нас очень мало внимания уделяется гуманитарной стороне вопроса: куда выезжать беженцам, как это делать и что их ждет.

Напоследок Роман обратился ко всем, кто в силах повлиять на отключение российских каналов в Луганской области и Донбассе. Это не должно быть добровольно на уровне кабельных операторов, это должно регулироваться централизованно, уверен Бочкала. По словам журналиста, в некоторых регионах украинские каналы глушат, и людям не остается ничего другого, кроме как «смотреть эту ересь». «А российская пропаганда в корне меняет отношение к нам, нашим военным и всячески усложняет ситуацию. Возможно, это главная причина, по которой мы проигрываем информационную войну», - резюмирует Роман.

Вряд ли эти строки прочитают офицеры, а вот медиаменеджеры - точно. Информация для вас. Я не просто так спрашивала у собеседников о том, насколько им мешают ограничения в съемке, в получении информации - для многих журналистов, работающих в зоне АТО, этот вопрос стоит сейчас очень остро. Так почему же руководители каналов, которые находят в себе силы и ответственность посылать своих подчиненных под пули, не могут наладить адекватную коммуникацию с пресс-центром АТО, управлением прессы Минобороны и иже с ними? Ваши сотрудники работают в зоне военных действий, и очень важно обеспечить им профессиональную свободу - чтобы ограничения вводились только из соображений безопасности и стратегии.

Ну а со стороны военных пора сделать упор на качество, а не количество: аккредитовать не всех подряд, а только квалифицированных журналистов. Главное - дать возможность нашим СМИ в пику российской пропаганде представить полную и объективную картину театра военных действий.  

Напоследок публикую методичку, которую мне любезно предоставил Рома Бочкала. «Эта методичка разрабатывалась управлением прессы Минобороны и опытными военными корреспондентами специально к Дню журналиста. Я тоже участвовал в ее создании, мы все эти правила выписывали», - объяснил Роман.

Сохраните себе, вдруг пригодится. 

Фото - facebook.com