Коломойский + СМЕ

2007 год прошел для «1+1» под знаком судебных разбирательств и прочих пертурбаций, связанных с желанием Игоря Коломойского заполучить канал. Еще в 2006 году бизнесмен начал утверждать, что Александр Роднянский и Борис Фуксман согласились продать ему свои 70% в канале «1+1», но те почему-то отрицали возможность сделки. После нескольких судов разных инстанций Верховный суд Украины отказал в удовлетворении иска Коломойского. Это произошло в конце мая, а уже в конце августа Игорь Валерьевич за $110 млн приобрел 1 257 227 акций компании Central European Media Enterprises Ltd (CME), которая была акционером «1+1». Поскольку Коломойский стал обладателем 3% от общего оборота акций CME, его пригласили в совет директоров, а уже в октябре стало известно, что CME увеличит свой пакет в телеканале «1+1» с 60% до 81,86%. Компания и бизнесмен заключили соглашение: Коломойский за $140 млн продает CME 21,67% акций «1+1» после выполнения опционного соглашения, заключенного с Роднянским и Фуксманом. Согласно этому соглашению, Коломойский купит около 15% акций канала у Роднянского и 6,5% у Фуксмана, а после этого передаст пакет CME. Тогда же, в октябре, исполнительным директором компании CME был назначен Адриан Сарбу, который впоследствии примет активное участие в управлении «1+1».

Процесс завершился в 2010-м, когда Коломойский выкупил у CME 100% акций «1+1», приобрел каналы «Сити» и «Кино». Ну а как и, главное, почему он начался, рассказывает Александр Роднянский.

Я не стала связываться с Александром Ефимовичем, поскольку совсем недавно он достаточно емко описал эту историю в интервью Ксении Собчак на телеканале «Дождь». Учитывая отношение Роднянского к тем событиям, наивно полагать, что мне бы удалось вытянуть из продюсера больше, чем он посчитал нужным сказать, поэтому я процитирую фрагмент программы «Собчак живьем», а также небольшой отрывок из книги Роднянского «Выходит продюсер». Это единственная не эксклюзивная история в рамках моего спецпроекта. Но без нее, мне кажется, не обойтись, поскольку она была завершающей в формировании главных телегруппы страны (с последующим вытеснением западных инвестиций) и действующих до сих пор правил игры, учитывающих не столько бизнес-интересы каналов, сколько интересы их собственников.

- Надо признать: по сути, канал «1+1» был «семейным» предприятием, построенным на дружбе и личных отношениях, а не жестко структурированным коммерческим проектом. Мы всегда были группой товарищей, которые собрались вместе, чтобы сделать телевидение в каком-то смысле для зрителей, но не в последнюю очередь для себя. Объединяла нас всегда общая система ценностей, дружеские, иногда и семейные отношения, а не формальные контракты или корпоративная структура. Когда мы столкнулись с реальностью, наша модель «посыпалась». Появилось понимание: либо мы выстраиваем ту самую структуру и ведем себя соответственно, жертвуя дружбой и отношениями, либо расходимся в разные стороны. Правильная концепция эффективной телекомпании общеизвестна: это бизнес. Творческий, инновационный, трудно предсказуемый, но все же жестко организованный бизнес. Но мы все были слишком молоды: и я, и команда, и страна.

С 2001 по 2004 год все украинское телевидение оказалось чрезвычайно идеологизированным, глупо административно управляемым и неспособным ответить на элементарные потребности своей аудитории. И я исчерпал свой ресурс сосуществования с политическим телевидением. Не имею права никого судить, и полагаю, что у каждого собственный выбор. Я для себя сознательно выбрал другую жизнь (уехал в Россию делать развлекательный канал СТС, - МН).

Коломойский хотел получить контроль над «1+1», компанией, которую я создал со своими партнерами, которой долгое время управлял. С 2002 года я живу в Москве, и к тому моменту уже достаточно долго руководил компанией «СТС Медиа», но оставался председателем совета директоров, как крупнейший индивидуальный акционер «1+1», не занимаясь операционным управлением. Все годы, предшествовавшие Майдану-2004, Коломойский, будучи одним из крупнейших предпринимателей страны, очевидно, был озабочен отсутствием собственного серьезного медийного ресурса. Потому что у его основных конкурентов в большом бизнесе такой имелся: он был у Виктора Пинчука в виде четырех телеканалов, собранных в единую – наверное, самую большую – медийную группу; он был – может быть, в скрытой форме у Дмитрия Фирташа (он тогда не был на поверхности) – в виде канала «Интер»; Ринат Ахметов начал инвертировать огромные деньги и развивать донецкий канал «Украина», который становился национальным каналом. И только у крупнейшего днепропетровского игрока, каковым была группа «Приват» (принято называть только фамилию Коломойского, но там нельзя недооценивать Боголюбова и других партнеров), такого ресурса не было.

Для приобретения этого ресурса он вступил в переговоры со мной и моим партнером. Не добившись желаемого результата, он подал в суд, и с присущей ему энергией и элегантностью довиваться нужных ему судебных решений, в течение двух недель – добился. А мы узнали, по-моему, уже после того, как суд принял это решение. Утром состоялось заседание, о котором нас оповестили накануне, и уже в течение 20-ти минут мы узнали о том, что суд, основываясь на показаниях одного из сотрудников Коломойского, который якобы присутствовал при моей встрече с ним, и устном моем согласии продать канал (устном, подчеркиваю – даже там не говорилось о том, чтобы письменно), принял решение привести нашу договоренность в действие. Что нас, конечно, потрясло своим неприкрытым… Я почему и сказал – по-своему элегантным. Это, кстати, был прецедент в украинской судебной практике.

Только такой человек способен осуществить агрессивный рейдерский захват. В течение недели мы получили аналогичное решение второй инстанции, и дальше – история трех с половиной лет судебных тяжб и забот, которые увенчались скорее в нашу пользу: нам удалось отстоять канал. Но вот эти несколько лет фактически судебного конфликта с Игорем Валерьевичем, конечно, были не самыми приятными в нашей жизни.

Я, естественно, не верю в государственный контроль над СМИ, считаю его неразумным и нерациональным – СМИ, вроде бы, предназначены для контроля государства. Обе модели – государственные и олигархические СМИ – плохи. Что хуже – зависит от оскала олигархического капитализма. Если это, условно говоря, Коломойский и товарищи аналогичного ему темперамента, то государственное в этом смысле намного более содержательно и спокойно. Сейчас я не смотрю украинские каналы, но абсолютно убежден в том, что они не могут остановиться, доходя до предела в достижении своих целей. Мы все помним эти войны в российском информационном пространстве: Березовский – Гусинский, выступавших по субботам и воскресеньям выдающихся людей (кстати сказать, Киселев странным образом нашел себя в украинском телевидении). Точно так же сейчас выясняют отношения после конфликта с Порошенко вокруг «Транснефти»: Коломойский тут же пришел на свой телевизионный канал и 20 минут давал интервью.

Я считаю, что оправдывать абсолютно олигархическое медиа базовой неэффективностью государственного контроля, нельзя.

Мы живем в одной из самых телевизионных стран мира: у нас практически для 80% жителей страны телевидение играет роль ключевого источника информации (в Штатах – для 30%, чтобы было понятно). Я просто считаю, что телевидение бывает разным. И на формирование людей и их отношения к жизни могут оказывать не меньшее влияние, чем новости, программы культурные, образовательные, какие угодно. И я полагаю, что в этом смысле, как ни странно (я сейчас не оправдываю, я же сразу сказал, что для меня государственный контроль над телевидением неприемлем), с этой точки зрения государственные телеканалы много более витаминозны и содержательны. Потому что если ты отсечешь идеологическую сторону, что мы делали в советские времена, останется культура, кино, масса программ, которые без государственной поддержки просто бы не выжили.